Виолетта Лосева - Два Виктора и несколько рассказов, написанных в разные годы

– Не-е-ет, – добродушно протянул номерок, на котором (или по которому? Он и сам не знал – как правильно) висели сразу два пальто – женское и мужское, – Вы даже не представляете, какое послевкусие остается у того, кто в толпе у гардероба старается поухаживать за своей спутницей, при этом зажимая под мышкой свою одежду… Но никакие сложности не сравняться с удовольствием укутать свою любимую – неважно, в меха или в куртку «адидас»… Наблюдаю за этим каждый день…

– Искать и считать мужчину достойным противником – в корне неправильно, – задумчиво сказала характерная актриса и сделала маленький глоток кофе, – достойные противники играют на одном поле, а в нашем случае – это значит сравнивать зеленое с соленым.

– А я считаю, что в отношениях должно быть некоторое противостояние. Я недавно прочитала, что – иначе – это будет общением среднего рода, – проговорила стареющая инженю, возвращая наивные детские глазки со стрелочками вверх на то место, где им и полагалось быть у женщины «слегка за сорок».

При этом слово «слегка» было несколько преувеличено.

– Снимайте маски, господа, – сказала маска Пьеро, разглядывая со стены странную компанию, – спектакль закончился, занавес опущен…

«Они играют эти роли уже несколько лет, – подумали часы с кукушкой, – и каждый раз – одно и то же. Спектакль проходит так же, как и накануне, а актеры – меняются. Особенно это заметно с годами»

– Да уж, – подумала стрелка на веке инженю, – раньше я смотрела четко вверх и, в сочетании с ресницами, накрашенными тушью «с театральным эффектом» (оказывается, есть и такой) – это было великолепно. А сейчас…

– Ничего страшного, – сказала ленинградская тушь из сумочки характерной актрисы, – когда нужно произвести впечатление, мы тоже кое-что еще можем.

– Штампы и стереотипы, – подумали духи Арман Бази ин Ред, – почему всегда пишут о несчастных, страдающих, стареющих актрисах? Взгляните только на Зи Гранкину – молода, очаровательна, настолько сексапильна, что даже задние ряды партнера реагируют соответственно…

– Да уж, – дружно подхватили задние ряды партнера, – мы реагируем соответственно, – Зи Гранкина не случайно носит такое имя. Она все время находится на грани чего бы то ни было. И готова к экспериментам. Но, конечно, безусловно, очаровательна…

– Знали бы вы, – вздохнула грань чего бы то ни было, – как сложно ей, да и всем остальным, балансировать на мне…

– А никто не заставляет! – спелись штампы со стереотипами.

Правда, и они были согласны, что то, что может себе позволить Зи Гранкина, не все могут себе позволить.

– Так вот я о том же, – проговорил вечно голодный брутал, который тоже принимал участие в одном из театральных экспериментов Зи.

– Эх ты, – снисходительно напрягся мускул брутала, – Только и можешь поддакивать. Нет, чтобы настоять на своем, и крикнуть во весь голос – ЭТО МОЕ ШОУ. Это – мое амплуа…

– Успокойся, – буркнул брутал, – Мы не на ринге. Здесь все немного понарошку… Это – театр. Брутала мог изобразить даже вон тот доходяга с длинным носом, который играет Буратино… И зрители, которые смотрели бы на эту жидкую фигурку, всем зрительным залом могли верить, что он – накачанный мачо, даже если бы он надел короткие штанишки своего предыдущего персонажа.

– Кофе? Водка? – спросил бармен, заглядывая в глаза бруталу. Бармен тоже находился «на грани», хотя и не участвовал в экспериментах Зи Гранкиной. Грань бармена находилась где-то между искусством и коммерцией.

Разве не мог он арендовать легкое светлое помещение в оживленном месте и сделать из него лучшее кафе в городе? С его-то предприимчивостью и маркетинговым чутьем?

Нет, что-то держало его здесь, в этом не слишком прибыльном кафе без сильной бизнес-идеи…

Что держало его тут? Театр за стенкой? Зрители, которые заходили сюда на 15 минут до спектакля и спешили выпить свою чашку кофе в предвкушении? Актеры, которые иногда заглядывали после выступления и выходили из образов уже за стойкой бара.

Нужно отметить, что выходили они из образа только в случае, если предварительно туда зашли… Но… это так, лирика…

– Ах, этот ни с чем не сравнимый воздух театра, – ухмыльнулся вентилятор, который и занимался (как он думал) самым важным – смешивал атмосферу театра с выхлопными газами улицы.

– Я тоже… Я тоже играю существенную роль, – серьезно высказалась пуговица, которая еще три минуты назад была неразрывно связана с шелковой блузкой Зи, – только никто этого не замечает пока я, красивая пуговица на четыре дырочки, честно и добросовестно выполняю свои функции и/или играю свою пуговичную роль.