Раиса Крапп - Дашенька. Роман

На Кира мать с бабкой нарадоваться не могли. Хоть бывало, и в подпитии домой являлся, и с синяком, и бабы опять же, как пчёлы круг него вились, а ему это не то чтоб шибко нравилось, но и не противился – забавлялся. А всё ж добрый он был парень, никакой обиды дома от него не видали.

Шибко переживали мать да бабка, когда годы Кира подходили к армии: как им без Кирюшеньки? А, не дай Бог, ещё случится что, вон ведь времена неспокойные какие пришли. Обивала мать пороги, и к военкому стучалась, и в сельсовет, просила не забирать сына – и ведь умолила-таки! Такое диво случилось, что пожалели баб, оставили им надёжу ихнюю. Шибко мать была председателю сельсовета благодарна. Видать, он кому надо замолвил словечко за них.

Вот так и жили – не тужили. Кирилл шоферил, семье куда легче стало – и денежки завелись, и машина в руках всегда. Если чего привезти, так не надо никому кланяться, просить. Раньше-то было: шофёра с машиной найди, соседа в помощники-грузчики уговори, рассчитайся, да так, чтоб не обидеть, а то в другой раз откажут. Намыкались бабёнки без мужика-хозяина. А теперь никакой беды не знали, как у Христа за пазухой за Кирюшей. Наоборот, к ним с поклоном шли, у Киры помощь просили.

Так года три, наверно прошло. Кирилл ещё здоровее стал, заматерел, весь литой будто. Живая греческая скульптура, а не человек. А тут ещё рубаха у него появилась необыкновенная, которая обливала плечи и грудь как вторая кожа, и рыбинами ходили под ней бугры мышц.

С рубахой этой своя история вышла.

Места окрестные были дюже красивые, и если доводилось местным где-нибудь за селом человека с мольбертом и кистями-красками встретить, уже и не в диковину то было, привыкли. Вот и эта бабёнка, что к истории с рубахой причастна, тоже приехала рисовать пейзажи. А когда увидела Кирилла, стала уговаривать, чтоб он согласился ей позировать, а она, значит, рисовать его будет. Деньги даже предлагала. Мол, есть такая работа – натурщиком быть, и, мол, не такая она и лёгкая, за неё положено деньги платить. Вот смехота, это ж надо! Кир и смеялся, понятное дело, всерьёз её уговоры не принимал. Ну в самом деле – бугаина этакий будет сидеть как болван. «Давайте, я вам деда Мотю приведу! Он у нас тоже… фактуристый, ого-го! А сидеть – это он терпеливый. Он и так весь день на завалинке сидит, не шевельнётся, похрапывает, правда, слегка. А мне недосуг, вы не обижайтесь».

Обижалась художница или нет, кто её знает, но что огорчил её Кир, это точно. Так и уехала ни с чем, как отпуск у ней кончился. А короткое время спустя – бандеролька на Кирилла пришла, и в ней та самая рубаха. Смеялись мужики, мол, за что она тебя благодарит-то, Кирка? Но это так, от дури. Художница эта городская – баба хорошая была, не вертихвостка какая, и про красоту, видать, хорошо понимала, потому что больно уж пришлась эта рубаха Кириллу. К тому же, единственная, в которой он не боялся повернуться неосторожно, – тонкая, эластичная замша силушки его не боялась. Ох и хорош он в ней был!

…Как-то зимой, на воскресной дискотеке, приметил Кирилл девчонку. Кнопка, школярка. Внимание обратил потому лишь, что лицом нездешняя. Что за незнакомка? Откуда взялась? В гости к кому иль что? Оказалось – приезжие. Мать да дочь, приехали недавно, домишко маленький купили. Мать – портниха, мастерица, бабы уж заказы ей понесли, а дочка в школу пошла, то ли в девятый, то ли в десятый класс.

Кирилл, тогда, на танцах-то, шутейно сказал в компании, мол, портниха – выгодная тёща, надо с дочкой отношения наладить. Тут как раз музыка заиграла, он и пошёл к девчачьей стайке, где приезжую и видно-то еле-еле было за подружками.

Девчонки траекторию Кира немедля вычислили – запереглядывались, прыская в ладошку, вроде бы шибко смешно им стало. Какое там смешно. Ждали, кому радость нечаянная от небывальщины такой выпадет. Кирилл на дискотеках раньше и внимания на них не обращал, они для него малышня. И вдруг – идёт! К кому?

А приезжая и не смотрела, и не видела, какие дивные дела вокруг неё происходить начали, переговаривалась об чём-то с подружкой. И только когда заметила, что подружка уставилась на кого-то и глаз не сводит, тоже обернулась. И увидела Кирилла. Вернее – кого-то большого перед собой, заслонившего и зал, и танцоров. Она поднимала глаза, и всё никак не могла дотянуться взглядом до его лица.

– Пошли, потанцуем, – протянул он к ней руку.

А она не то, чтоб испугалась… так ошеломлена была, что и не испугалась. Подумала только: «Да что ж он такой огромный… Как танцевать с ним?»