Маргарита Приемская - Бруклинский мост

– Не беспокойтесь, я сам собирался прыгать.

– Так прыгайте! И не мешайте другим!

– Успею!

– Не успеете! Сейчас кто-нибудь вызовет полицию, они приедут и всё испортят.

– А вы как будто ждёте?

– Конечно, нет! Я сделаю, сделаю то, что намеревалась, моя жизнь не имеет смысла. Не переживайте, вы ничем не можете мне помочь. Лучше уходите и не мешайте, – ей было трудно говорить, в горле стоял комок, она старалась не заплакать и слова звучали отрывисто. Нельзя было не почувствовать, что ей очень плохо, впрочем, те кому хорошо не стоят на балках Бруклинского моста. Утешать и убеждать смысла не было, он знал это по себе, но можно было вызвать в ней чувства, сходные теми, что вызывала она в нём.

– Нет, это вы мне мешаете и вы уходите. Впрочем, мне всё равно. Мне больше ничего не осталось! Всем будет только лучше, если я умру, – говоря это, он не слишком грешил против истины. Он думал об этом много и часто, в конце концов, именно эти мысли и привели его на мост, и только встреча с ней превратила их в какую-то несуразную глупость, но глупость, которой он надеялся спасти её.

– Я никому не нужна. И ждать нечего. Я ничего не стою! Быть актрисой моя мечта… не приняли. В шестой раз! – она сделала неуверенный шаг ему навстречу.

– Вы рано сдаётесь, у вас впереди вся жизнь. Вот моя давно кончена, не стоит продлевать агонию. Я вас только попрошу: постарайтесь быть счастливой. Пусть хоть кто-то будет счастлив. А я должен довершить начатое, – он даже подался вперёд, и у него промелькнула мысль, что ещё чуть-чуть и ему действительно придётся прыгнуть. Тут в ней что-то надломилось. Это абсолютно разные вещи: пытаться совершить самоубийство и видеть, как на это решается другой человек. К этому невозможно остаться безучастным.

– Нет! Стойте!

– Зачем продолжать своё жалкое существование?!

– Я не хочу!

– Вы не хотите? Вам должно быть совершенно на меня наплевать, как и всем остальным.

– А я не хочу, чтобы вы умерли. И если вы это сделаете, я последую за вами. Хотя, вам должно быть всё равно. Но я ведь знаю что это не так. И это очень странно.

– Вы правы. Как вас зовут?

– Мел. Мелисса, – она протянула руку.

– Оскар, – он пожал её дрожащую ручку, и она мгновенно вцепилась в его рукав.

– Тише, тише, а то мы сейчас свалимся! – теперь они стояли совсем рядом и он мог хорошо разглядеть её миленькое личико с чёрными подтёками от туши на бледных щеках, большими карими глазами и маленькими вишнёвыми губками.

– Мы же собирались.

– Мне уже расхотелось. А вам? – он-то давно уже не хотел прыгать. Не хотел с того момента, как увидел её. Единственное что он хотел, это как можно быстрее спасти эту девушку, маленькую, беззащитную, дрожащую от страха и холода, с растрёпанными на ветру золотистыми волосами и заплаканными, но всё равно необыкновенно тёплыми глазами, хотел сделать так, чтобы её жизни больше ничего не угрожало, и кажется, ему это почти удалось.

– Я боюсь… – она почти отпустила вторую руку, которой всё ещё держалась за столб, сделала ещё один шажочек и её нога чуть не соскользнула вниз.

– Осторожно! – он едва успел ухватить её за плечо и, отклонившись назад, увлёк за собой. Вместе они рухнули на доски. Она сразу же вцепилась в его плащ и зарыдала. Несколько минут они так и лежали, пока Оскар не поймал себя на мысли, что почему-то не может отпустить её руку. Она рядом, она с ним, она в безопасности и он не может её отпустить. И, наверное, уже не сможет, – Ну, кто же в таких туфлях лазает по мостам! – шепнул Оскар ей в ухо и ласково улыбнулся, поглаживая мягкие волосы на макушке, – Надо подняться, – он помог ей встать и усадил на одну из тех скамеек, что украшают пешеходную часть Бруклинского моста.

– Дерьмо! Одно дерьмо вокруг! В моей жизни!

– Как знакомо. Я вообще-то чемпион по плаванию в дерьме.

– Надо мной все смеются… я хочу сниматься в кино… но ничего не выходит… Энн и Джесс считают меня дурой… в школе надо мной постоянно издеваются… мама хочет, чтобы я училась… чтобы я была врачом… не хочу… она понять не может… изо дня в день одно и тоже: я никто и ничто… даже Майкл… он… он целовался с этой идиоткой Барби!

– С куклой? У него проблемы? – тем же шутливым тоном спросил Оскар.

– Нет, – она отпрянула от него и тоже улыбнулась, – не с куклой, с Бланш Оливер. Она у нас в школе самой красивой считается. Ноги просто от ушей, не то, что я, коротышка. Вот я и прозвала её «Барби». Она и её подруги меня ненавидят.

Она уже почти не плакала, Оскар достал из кармана носовой платок и стал оттирать чёрные подтеки с её щёк. Он невольно залюбовался огромными удивлёнными глазами и пышными ресницами. Он никогда не видел такого нежного, такого тёплого взгляда, почему-то казавшегося ему необыкновенно родным.