Ксения Нихельман - Музыка перемен. Книга первая

Как это произошло или когда, я точно себе не могу припомнить, наверное, я был таким всегда. Костя, старший брат, как-то раз ввалился в дом с друзьями, и с этого момента моя тихая размеренная жизнь начала свой обратный отсчет. Я увидел его, и в душе стало тесно. Владислав. Влад. Темноволосый с капризными завитками, а его оливковые с золотистыми крапинками глаза заставляли мое бедное сердце скакать лихой рысью. Хуже всего было то обстоятельство, что с тех пор прошло достаточно времени, но я так и не смог забыть парня. С друзьями брата я общался очень редко, встречи хоть и были, но мимолетные и не содержащие ничего важного. С Владом я пересекался также пару раз, при этом жутко краснея и смущаясь, как десятилетний мальчишка. Единственным человеком, знавшим правду, была моя сестра.

***

– Ксюш, мне нужно тебе кое-что сказать! – Я бесцеремонно уселся на ее кровать. Была уже ночь, дома все спали. Один я ворочался в постели, то укрываясь, то раскрываясь. Внутри все обжигало каким-то адским огнем, казалось, вот-вот рванет и снесет все к чертям собачьим. Я решительно настроился. Да, я готов. Я должен был это сделать. Встал и пошел к ней в спальню. Сестра спала, но мне плевать. Мои немногочисленные партнеры, знавшие обо мне, не в счет. Она должна принять меня таким, какой я есть, либо отречься от меня раз и навсегда.

Сестра подскочила в кровати и принялась вглядываться в темноту, ища часы, чтобы узнать который час.

– Что случилось?

– В общем, я это, хотел сказать тебе, что я… Не знаю, как правильно. Ты наверняка меня не поймешь, это моя странная жизнь, но ты должна знать, вообще, самый дорогой мне человек должен знать…

– Что ты гей?

Я смотрел на нее, как идиот. Все слова разом вылетели из головы. Я просто сидел и смотрел на нее. Сестра произнесла эти слова так, словно они ничего не значили, и все мои терзания, вся та боль, которая мучила и душила последнее время, была лишь плодом наболевшего рассудка. Я тщательно готовился к этому разговору, подбирая слова таким образом, чтобы донести их как можно проще и понятнее. Но ее реакция выбила из-под моих ног землю.

– Что ты сейчас сказала? Откуда ты знаешь? Я не понимаю!

– Макс, я люблю тебя! И мне неважно, кого будешь любить ты, главное, чтобы тебя любили искренне, честно и взаимно. А кто именно это будет, ты не должен спрашивать никого из нас. Ты просто должен быть счастлив и все.

Она поцеловала меня и притянула к себе. Только через пару секунд я ощутил на своих щеках горячие слезы. Я их так долго скрывал, что теперь они принесли долгожданное облегчение…

Пронзительно зазвучали звуки испанской гитары – «Alejate». Мягкий, бархатный голос баритона Джоша Гробана. Я прикрыла глаза, подставив лицо солнцу, бьющее в окно автобуса. Приятное тепло, расплывающееся по низу живота, и трепет в груди. Мелодия наращивает темп, низкий голос становится сильнее и настойчивее. Бархатный баритон обволакивает, заворачивает в свои нежные объятия. Я впитывала кожей каждый звук, растворялась, и разум улетал куда-то далеко. Нечем стало дышать, не хватало воздуха, трепет в груди рвал ее на части, выжигая все человеческое.

Так бывает со мной всегда. Отключаюсь и сливаюсь с мелодией, что могу запросто начать петь или танцевать посреди улицы или в автобусе, как бы поступила прямо сейчас, если бы не успела вспомнить о нормах приличия. Я чуть замешкалась с наушниками: оставить их в ушах или, свернув бантиком, убрать в сумку? И все-таки с недовольством отправила наушники в боковой кармашек сумки, потому что я тысячу раз давала себе обещание не ходить по городу в них. Но сидеть в автобусе без наушников и без любимой музыки – испытание еще то. Хоть и случайно, но вслушаешься в чью-нибудь болтовню, ужаснешься, узнаешь все аптечные махинации по продажам валокордина, в конце автобуса, как всегда, по-дикому вопит кондукторша, потому что кто-то не хочет платить, кто-то сел не в тот автобус и с выпученными глазами возмущается, почему же не остановили на его остановке.

С большой радостью я вышла из автобуса и побрела по тротуару, привыкшему за год к моей быстрой походке. Сзади по дорожке для пешеходов меня обогнали велосипедисты, от неожиданности и испуга я уронила на пыльную дорогу сумку. Не спешиваясь с велосипедов, парни вихрем промчались по пешеходному переходу, успевая проскочить на последних секундах зеленого света светофора. А какой-то дурак на большой черной машине не успел на зеленый и с оглушающим ревом мотора чуть не проехался по ногам старенькой бабули, которая пустилась через проезжую часть, словно ей тринадцать. Уже с шести утра город ворчит, огрызается и ругается, как старый прапорщик, – и это означает одно: выходные закончились, и началась новая рабочая неделя. Я насторожилась и стала вертеть головой во все стороны, мало ли козырек от старинного дома на голову упадет, или в открытый канализационный люк провалюсь. Хорошо, что наушники покоятся в сумке.