Евгения Перова - Созданные для любви

– Вон что… Лыткин захотел во власть… Понятно. А с Потаповым у меня вообще-то хорошие отношения… Он умный мужик…

– Лена! Даже не думайте встревать в это дело – костей не соберете! Я серьезно говорю. И к Лыткину не лезьте.

– Да нет, ну что вы. Никуда я лезть не собираюсь. – Я улыбнулась Челинцеву и вышла. Постояла на крыльце, посмотрела по сторонам… И конечно, тут же рванула к Лыткину. Сначала, правда, заехала домой переодеться – хотелось быть во всеоружии. Я была в каком-то странном состоянии: потом, анализируя все произошедшее, я решила, что в меня вселился пребывающий в ярости дух Елены Петровны. Иначе я не могу объяснить то, что со мной происходило.

Я нарядилась в легкий костюмчик из серо-голубой ткани – узкая юбка прикрывает колени, пиджачок в талию подчеркивает фигуру. Хотя обычно я носила этот пиджак с блузкой, сейчас надела прямо на голое тело – вернее, на лифчик. А то жарко. Пиджачок держался всего на одной декоративной пуговице, и я на всякий случай скрепила бортики английской булавкой с изнанки – а то еще распахнется невзначай. Накрасилась, посмотрела в зеркало: вид строгий, но в то же время чертовски сексуальный.

Лыткин принял меня сразу, словно ждал. Я вошла в кабинет, он поднялся на встречу:

– Елена Сергеевна! Какими судьбами!

– Есть разговор.

– Прекрасно выглядишь!

Он демонстративно оглядел меня с ног до головы, словно ощупал. Я усмехнулась:

– Повернуться? Или сам обойдешь, чтобы увидеть мою задницу?

Он поднял брови:

– Однако! Как грубо вы стали выражаться, Елена Сергеевна. – А потом добавил: – А задницу твою я прекрасно помню.

Разговор явно приобретал какое-то неправильно направление, поэтому я собралась и постаралась успокоиться.

– Скажи мне, Лыткин: зачем тебе Усадьба?

– Пригодится. Лен, это бизнес. Ничего личного.

– Вокруг полно бесхозной земли, зачем тебе именно мы?

– Послушай, чего ты волнуешься: как работала, так и будешь работать.

– Ну, уж нет! Под тобой я не стану работать.

– А мне казалось, тебе нравится такая позиция. Или теперь ты предпочитаешь быть сверху?

Да что ж такое?! Почему мы не можем нормально поговорить?!

– Послушай, Петя! – Я упорно пыталась ввести наш разговор в рамки приличия. – Зачем тебе музей? Забери все, что хочешь, только оставь нам Усадьбу и клочок парка. Строй коттеджи, а мы будем заниматься своим делом.

– Каким делом?! Лен, да разве это музей? Полтора кирпича. Одни копии. Забудь.

Я начала было распинаться о нашей деятельности, но он не слушал.

– А что за мужик с тобой был? – вдруг спросил он, перебив меня на полуслове. – Тогда, на дороге? Новый хахаль?

– Это тебя совершенно не касается. Давай вернемся к Усадьбе…

– Да к чертовой матери твою Усадьбу! Что ты так о ней волнуешься?

– Я волнуюсь, как всякая хозяйка, когда у нее дом отбирают!

– Не смеши меня. Хозяин – это я.

– Ну да, хозяин жизни, я поняла.

Лыткин был какой-то странный: взвинченный и одновременно… смущенный, что ли? Он никак не мог найти верного тона – то хамил, то был издевательски вежлив. Что это с ним? Пьян?! Да, похоже, я зря приехала.

– Хорошо, Петр Трофимович. Вижу, вы не настроены на конструктивный разговор. До свиданья.

Я повернулась, чтобы уйти, но Лыткин догнал меня и схватил за плечи, очень больно.

– Ленка! Вернись ко мне! – бормотал он как в бреду: – Кошка! Черт, ты с ума меня сводишь! Хочешь, я разведусь?! Поженимся, станешь хозяйкой не только Усадьбы – всего города!

Так вот в чем дело! Нечто подобное я и подозревала.

– Петя, мне Голливуд предлагали, я и то не согласилась. Пусти меня!

– Не нравлюсь, да? А раньше…

– Хватит! Да отстань ты от меня!

Лыткин схватил меня за горло. Это когда-то уже было, подумала я. Странно, но я совсем его не боялась.

– По-моему, ты один раз уже пробовал меня придушить. Петь, уймись!

Лыткин провел ладонью по моей груди в вырезе пиджака, потом засунул руку в лифчик, хотя я отпихивалась изо всех сил:

– Да что ж ты ломаешься?! Ты кто вообще, а?! Да тебе же красная цена – зажигалка!

Меня накрыло такой волной ярости и бешенства, что просто искры посыпались. Глядя в его налитые кровью глаза, я с ненавистью произнесла очень четко и раздельно:

– Убери руки. Немедленно.

И он убрал! Поднял руки вверх, словно сдаваясь, и даже отступил на шаг назад. Вид у него был ошарашенный. Потом он еще попятился.

– Стоять! – сказала я. – А ну-ка вернись!

Лыткин послушно вернулся. Он явно растерялся, а я почувствовала, что гораздо сильнее, и если захочу, он будет валяться у меня в ногах. Но я уже ничего от него не хотела. Выпрямившись, я надменно произнесла: