- Да, - процедила я сквозь зубы.
- Я не расслышал. Что вы сказали? - голос его был суровым, в нем так и сквозили
укор и недоумение.
- Хорошо. Мы придем завтра утром, - ответила за меня Ксюха. - А стихотворение
любое?
- "Крещенская ночь", "Одиночество" или "Последний шмель". И не забудьте
сделать его анализ. Все слышали? - обратился он уже ко всему классу. - Анализ к
стихотворению обязателен. Даю вам пять минут. Сначала буду спрашивать по
желанию, затем - по журналу. Время пошло!
Ненавижу этого Арсения Валерьевича! И школу эту бессмысленную ненавижу! И
Жанку-стерву, и Артема, и...
- Милка! - ворвался в мои мысли бодрый голос Ромки. - Ты что, такая хмурая?
Опять с матерью поцапалась?
- Нет, - буркнула я, дожевывая свой сэндвич с салатом и ветчиной. - Двойку
получила по литре. Завтра придется переться ни свет ни заря, чтобы рассказать это
чертово стихотворение Арсению Валерьевичу. Дался мне вообще этот Бунин! И
Пушкин, и Толстой, и Достоевский с Лермонтовым! Можно подумать без них и их
шизофренических писулек вся моя жизнь пойдет под откос.
- Твоя мать тебя за это по головке не погладит, - ухмыльнулся Ромка, но встретив
мой колючий взгляд, нахмурил брови. - Ты порвала с Темным?
- Угу.
- Что он сказал?
- Рассмеялся мне в лицо и послал на все четыре стороны, - хмуро сообщила я.
- Надеюсь, он не распускал рук? - сжал кулаки Ромка.
- Ромка! Это было всего лишь раз...
- Милка, ты дура влюбленная, а я - твой друг. Я вижу все так, как оно есть на
самом деле. Темный твой подлец, каких еще поискать. Я никогда ему не доверял, а
после того случая в баре...
- Ром, проехали. Давай не будем об этом.
- Ладно, - Ромка поднялся из-за стола. - Я побежал. У нас сейчас английский. А ты
не вешай нос. Завтра наступит новый день.
- Ага, - криво усмехнулась я. - Новый день - новые заморочки.
Ромка улыбнулся.
- Новый день - новые решения, Милка. Ну все, давай! Вечером спишемся.
- Пока, - улыбнулась я другу. - Спасибо, Ром.
- Не за что, - похлопал он меня по плечу и, закинув ранец за спину, выбежал из
столовой.
Я брела по узенькой аллее и размышляла над насмешками самой жизни, которые
с завидной очередностью сыпались на мою бедовую голову. Эта чертова школа
меня достала. А хуже всего то, что моя мать - директор этой самой школы. И
воспитывала она меня одна - отец погиб в аварии пять лет назад.
Алла Викторовна - интеллигентная, целеустремленная, абсолютно состоявшаяся в
жизни личность - мечтала о таком же будущем для своей дочери, которая - увы! -
представляла это самое будущее диаметрально противоположным. Можно
представить ее потрясение, когда я заявила, что после девятого класса хочу пойти
работать. Я ненавидела учебу и все, что с ней было связано. Единственный
предмет, который я по-настоящему любила, это урок рисования. Но с девятого
класса его заменили на черчение, и мое нахождение в школе и вовсе потеряло
смысл. Зачем мне эти косинусы, катеты, деепричастные обороты, если я рисовать
люблю и собираюсь посвятить этому свою жизнь? Может кто-то объяснит мне, к
чему весь этот бред с оценками, аттестатами, успеваемостью и неудами? Как это
скажется на моей дальнейшей жизни? Ведь существует куча примеров, когда
троечники становились успешными и всеми уважаемыми людьми, а отличники
спивались и побирались где-нибудь на паперти или работали техничками и
дворниками. Нет, я, конечно, с уважением отношусь к любому труду - будь то труд
шахтера или юриста. Я согласна с тем, что все профессии важны, все профессии
нужны. Но я не понимала - и вряд ли когда-нибудь пойму - зачем родители
муштруют своих чад, заставляя их зубрить, чертить, сочинять, - и все из-за каких-
то оценок, баллов, отметок. Бред! Другое дело, если ребенку нравится чертить или
сочинять или рисовать. А иначе какой в этом смысл? Аттестат - это бумажка,
которая с годами истрепется, выцветет, потеряется, а вот тумаки, обидные слова и
клише, ярлыки типа "неуч", "бездарь", "тупица" выжигаются на детских сердцах и
сердцах подростков жестоким лазером и их не сотрешь, не замажешь, не
вычеркнешь.
Я ожесточенно вытерла катящиеся по щекам слезы и пнула валявшийся под
ногами камушек. Вот папочка понимал меня. Он называл меня "моя маленькая
леди" и всегда учил творить добро - не важно как, лишь бы это исходило из сердца.
Он был единственным в нашей семье - включая маминых родителей и ее бабушку с
Читать дальше