Наталья Светлова - Научиться дышать

— Пойдем в кухню, Светуля. — Они расположились за столом, на котором красовалась только сахарница. По всей видимости, у Вани не было времени даже булочками закупиться. — Как твои дела? Как в школе?

— В школе классно! Со мной там все дружат.

Губы девочки зацвели улыбкой цвета парнасской розы, когда она начала говорить о школе. Вересова слушала ее рассказы о первых учебных днях с неподдельным интересом. Ей хотелось знать, что малышка счастлива. Судьба достаточно наказала это невинное существо за отсутствие грехов. Пора бы и вернуть должок.

— Значит, у тебя все прекрасно, моя хорошая?

— Да, тетя Ира. Только я боюсь операции, — призналась Света, и в ее глазах короткой молнией сверкнул страх.

— Ну, иди ко мне. — Она обняла ребенка и погладила по голове. — Бояться совсем нечего. Папа записал тебя в самую хорошую клинику в нашей стране, и доктор будет делать операцию самый-самый лучший. Зато подумай о том, что сможешь снять эту штуку, — Ирина дотронулась до слухового аппарата.

— Я очень хочу снять ее, — голосок девочки затерялся в футболке девушки, и она прижала малышку к себе сильнее.

— Вот и думай о хорошем, моя золотая. Договорились?

— А ты будешь рядом со мной?

На нее посмотрели два доверчивых, полных любви и сопутствующей ей наивности берилловых глаза. Так похожи на парижскую синь глаз Волкова. Вот и говори потом о родстве на уровне крови. Вздор.

— Я не знаю, Светочка. Возможно, мне придется уехать. Но ты же и сама справишься? Ты у меня сильная девочка.

— Я справлюсь, ради мамы, — прошептала она.

— Правильно, Света, все правильно. А папа давно спит? Или с ночи не просыпался?

— Он уезжал рано утром, я не спала и слышала. Потом приехал и спит. Ты его не будешь будить?

— Клянусь, — отрапортовала Ирина и потрепала малышку за косички.

— Ну ладно. А мы с Собакой пойдем гулять. К нам во двор должен Дима прийти и девчонки из моего класса.

— Повеселитесь там хорошо!

Сияющий сотнями блесток смех девочки унесся аурой вместе с ней из кухни. Порой так сложно уйти, оставить все, побросать все чемоданы, набитые разным старьем, ветошью и рухлядью из прошлой жизни и просто сделать этот первый и самый тяжелый шаг. Оставить все, что тебе дорого, все, что греет сильнее тысячи солнц, и отправиться в холодные степи неизвестности. Но иногда это нужно сделать, чтобы не застрять, как колесо машины в грязи, в топи из собственных бестолковых желаний, которые никому не принесут счастья.

Когда в квартире стало тихо, и только котенок бегал по разным углам и шумел, Вересова позволила себе достать билет. Москва — Красноярск. Купе. Пять часов вечера. Черт его знает, почему Красноярск. Методом тыка выбрала город и туда заказала билет. Чем дальше от Москвы, тем лучше.

Самый невероятный обман, которому человек доверяет, тот, что уверяет его, будто расстояние стирает память. Как далеко ни беги, а воспоминания всегда будут на шаг впереди.

Что ж, времени на сантименты нет. Некогда растекаться по полу в лужицах сожаления. Ирина тихонько прошла к комнате, где спал Иван, и заглянула туда. Может, уйти, да и все? Что за дурацкая прихоть обязательно увидеть его? Как будто в суде: нужно урвать свое последнее слово.

Она зашла внутрь и без единого звука уселась на краешек дивана, на котором спал мужчина. Боялась даже шевелить пальцем ноги, дабы не потревожить его сон, а пальцы руки сжимали в кармане спортивной кофты билет.

Иван спал, небрежно накрытый каким-то странным пледом. С мишками. Скорее всего, Света накрыла его, когда застала спящим. Усталость может свалить с ног и сильного волка. Не всегда же ему быть сильным, и на слабость время найдется.

Его губы были слегка приоткрыты. Они, обрамленные авантюриновой густой щетиной на излучающей здоровье коже, были самым сексуальным зрелищем, которое она когда-либо видела. Истинной сексуальности не нужны броские наряды и пошлые жесты, плевать она хотела на тривиальную вульгарность и грубоватую низменность. Оголенное плечо, острый взгляд, слегка приоткрытые губы любимого человека и вырывающееся из них горячее дыхание — зачем усложнять, когда все гениальное действительно просто?

Купоросные глаза Волкова, словно тающие айсберги в королевско-синем бушующем море, уставились прямо на нее. Вересова смотрела на него, не отрываясь даже на моргание. Взгляд цвета жженного хлеба, в котором еще вьются струйки подгорелого аромата выпечки, пронзал насквозь гигантские волны в этом заливе.