Другая соседка просто восхищалась Лилией и пережитыми ей бедами. Про неё я знала лишь то, что она приехала из какого-то захолустья, мечтая увидеть красоту города, больше особо её ничего не интересовало. Я готова спорить, что именно такие тихони в разы выбиваются в люди, чем те, кто горбатятся всю свою жизнь, не покладая сил. Я вообще не встречала в нашем доме счастливых людей с хорошими историями, будто тут собрались одни жалкие дезертиры жизни, имея за спиной множествопричин, остаться именно здесь. Наше сборище разошлось по домам ближе к ночи. Моя голова шла кругом, перед глазами до сих пор вертелись груди Лили. Пошарив по шкафам, найдя плотные полиэтиленовые пакеты, я наполнила их углы водой, закрутив толстым, тугим узлом. Эти две висячие грозди стали напоминать подобие грудей. Я повесила их на видное место возле прихожей. Такая атрибутика позабавила меня. Возможно, даже сама соседка стала мне менее ненавистной. Такие посиделки мне обходились головной болью, в прямом смысле этого слова, и взамен их я предпочитала бары. Интересное общество, будто спиртное пробуждает некие способности и помогает каждому бороться с чем-то своим. С виду всё выглядит одинаково громко, но непременно найдется доброволец, кто будет публично смеяться, словно он смеётся перед лицом ужаса. Такой бесстрашный смех, хоть и малость придурковатый, будто в нем отсутствует понимание, но зато он возносил его в глазах посетителей, и таких героев на неделе был не так уж и много, в основном все сидели, скучно погрузив свои головы в зыбучие мысли, от этого все они подпирали свои тяготы руками, приложив руки к подбородку. Одинокие бары это тоже подобие психоанализа, только рассказчик один, и слушатель и, как правило, оба после молчат.
–Вот видите, Аркадий Вершилов. У вас психология! У кого-то груди, а у меня шиш. Ну, не считая, конечно, отцовского обеспечения. Папенька-то у меня щедрый, особенно на брань, а уж потом и монеткой побалует, – я была изрядно пьяна, и мое тело качало по сторонам, словно я стояла на краю отвесной скалы, а в спину дул ветер. Я доковыляла до дивана, и рухнула лицом в подушку.
Собираясь на встречу к Вершилову, я думала, как должна выглядеть женщина, нуждающаяся в психологической помощи? Загнанной в угол и робкой, еле-еле мямлить от собственной ничтожности? Или же шикарно, как собирается в последний путь, надев самое лучшее, ведь никогда не знаешь, куда заведёт тебя очередной разговор. Так я и сделала, оделась стильно, сдержанно, изысканно, при этом перебрала всё же несколько вариантов. Чёрная юбка показалась мне слишком официальной и короткой, длинное платье в горошек, скорее для лёгкой кокетливой встречи. Я решила надеть бордовое платье с небольшим вырезом сбоку, внахлест с другой частью, что переходила в пояс по кругу талии и завязывалась сзади. От природы мне досталась стройность и худоба, поэтому укладывать на себе вещи, подходящие под стандарты, не составляло труда.
На часах было пять. Я была заранее записана. Еще утром, собираясь на обеденную лекцию в университет, позвонила и назначила встречу. Фамилию я решила не называть, да и особых данных не спрашивали, так как доктор занимался частной практикой. Поправив свои длинные каштановые волосы в свежей укладке, я накинула бежевый плащ и у зеркала ещё раз отмахнула их от спины и вышла.
Осень ударила в висок, ветер разметал волосы по щекам, качнул край плаща и принялся резвиться с деревьями, под ноги покатилась желтеющая шелуха. Мой слух выхватил приятную мелодию саксофона, играющую неподалёку на площади, точно роняла слезинки, а большой фонтан подпевал им шелестом воды. Улица была усыпана блестящими фонарями, размытых в оранжевом цвете вечера. Навстречу мчалось множество незнакомых фигур. Они то и дело неслись вперед, выдыхая из своих паровых котлов тёплый воздух в осеннюю прохладу. Я терялась среди толпы людей, убывая вдаль. Опускавшийся дневной шар чертил на прохожих свои расходившиеся по сторонам томные лучи. К людям являлись навесы-тени, будто из прошлого, возникали вдруг из ниоткуда и переплетались между собой. Они держались за плечи, подобно двум влюблённым, удлинялись на тротуаре, торопясь быстрей, но не отпускали друг друга. Плещущий шум от колес машин по асфальту будоражил голубей с крыш, чёрная россыпь поднималась в небо и разлеталась на мельчайшие крупинки. Чугунные колеса трамваев сотрясали воздух. Бродячий кот, вымазанный в золе, сидел у остановки в углу. В своих пушистых доспехах, он начищал сжатые кулачища, готовясь к очередному сражению по завоеванию собственной чистоты. Его житейская натура служила захватчиком человеческих сердец. Я наклонилась и потрепала его за ухом, но он был занят, облизывая себя тщательно. Я села в трамвай, прижавшись к окну, и чуть задремала под монотонный грохот колёс. Я, будто легла на самое дно, только там можно ощутить подобный холод. Внутри меня ускользали неоконченные мысли, оконные рисунки увлечённых пар, тусклые тротуары, витрины, разгорающиеся вывески ночных магазинчиков, дома, что меркли, и люди, спешившие укрыться от темноты, а после падения в глубокий сон уходило всё из памяти, будто и не было ничего, только холодные стёкла трамвая. Я очнулась от громкого голоса из динамика, что объявил нужную остановку. Быстро сориентировавшись по местному пейзажу, я вышла и уткнулась в большой, облупленный дом из красного кирпича, с черепичной крышей. Он стоял открыто перед лицом города. Чёрный забор из металлических прутьев разделял территорию между тротуаром и небольшим двориком дома. Отворив калитку, я поднялась по каменным плохо обтёсанным ступенькам. Немного помявшись в нерешительности, я постучала. Дверь открыла молодая девушка, стройная, худощавая, с мелкими чертами лица, в белой блузке, бледная на вид. Она приветливо улыбнулась, как-то неестественно растягивая свой рот.
Читать дальше