Андрей Смирягин - Океан между

Из него вывалились два мордоворота с растопыренными пальцами. Один из них тут же начал командовать:

– Так, мамка ваша где?.. Давай всех выстрой, сейчас смотр проводить будем… У вас тут что, наводнение было? Столько коряг нанесло! Так, расценки мне пробазарь… За опт скидываешь?.. Так, вот этих двух крайних подгони… Пальтишко расстегнули… Ну, чего, девчонки, замуж сегодня пойдем? У меня в гостях двое с Кавказа. По их законам сначала в баню…

Юлик с мольбой посмотрел на Никиту, но тот уж и сам понял всю критичность ситуации. Выскочив из машины, он подбежал к «мамке» в уродской шапке с начесом и как можно более равнодушным голосом спросил:

– Сколько вон та девочка в коротком пальтишке?

Сутенерша сначала оценивающе посмотрела на Никиту, а потом перевела взгляд в направлении его руки.

– А, Инна? Хороший выбор! Инна у нас девочка совсем молоденькая, еще не рожавшая, отдам за сто пятьдесят, никак не меньше.

– Договорились, – согласился Никита, – за сто двадцать мы ее берем.

– Да вы что, она у меня и за двести уйдет, а вам, как симпатичному мужчине, так и быть, отдам за сто пятьдесят.

Никита мгновение поколебался, продолжать ли торг, но, заметив заинтересованный взгляд одного из бритых громил в направлении их девушки, тут же сдался:

– Договорились, мы ее берем.

– Так, – громко скомандовала бандерша. – Инна идет за вещами, остальные работаем, не спим.

Расплатившись с сутенершей, Никита подождал, пока девушка возьмет в микроавтобусе пакет со своими вещами, усадил ее на заднее сиденье автомобиля, с удовлетворением отметив ее трогательно-сексуальную походку, после чего сам сел за руль.

– Эй, мы же забыли с нею поговорить! – с озорством в голосе воскликнул Юлик.

– Это можно, – хмыкнул Никита, и обратился к сидящей позади девушке. – Забыл уже, как тебя зовут?

– Инна, – приятным и немного смущенным голоском ответила та.

– Скажи, Инна, ты этим занимаешься с удовольствием или по необходимости?

– Вообще-то мне нравится, – произнесла девушка уже расслабленно и без смущения.

– Ну что? – с насмешливым вопросом посмотрел на Юлика Никита.

– Agreed! – с восторгом одобрения воскликнул тот…

***

Ничто так не сближает мужчин, как ночь, проведенная с одной женщиной, особенно если они берут ее одновременно.

У Самолетова так часто бывало: человек, с которым они с первого взгляда не нравились друг другу, потом завязывал с ним крепкую многолетнюю дружбу.

Юлик и в самом деле оказался неплохим парнем. Как он сам рассказывал, он происходил из бедной русско-еврейской семьи эмигрантов, и у него в жизни было только два пути: либо, как его отец, всю жизнь ходить в наемных работниках, пускай даже и высокооплачиваемых, либо самому заработать достаточно денег для обеспечения себя и своей будущей семьи.

За этим Юлик, собственно, и приехал в Россию, имея начальный капитал, который он заработал, еще учась в университете. В то время как его друзья наслаждались прелестями студенческой жизни с бесконечными вечеринками и любовными похождениями, Юлик купил газонокосилку и стал косить траву по объявлению.

– Я тогда учился и работал одновременно, – рассказывал он Самолетову в приступах откровенности, которые с ним случались достаточно часто. – Я шел за своею слабосильной газонокосилкой и плакал: мне надо было в университет, а я должен был скосить еще два акра…

Вскоре он купил вторую газонокосилку, гораздо мощнее, и фургон для перевозки. Год спустя он перестал косить сам, нанял работников, закупил десяток газонокосилок и открыл собственную фирму.

К концу обучения он подъезжал к университету на собственном восьмицилиндровом «Мустанге» в обществе красивой мулатки, в то время как другие студенты, весело, но бестолково проведшие годы обучения, провожали его завистливыми взглядами.

Побывав в девяносто втором году на родине в Ленинграде, он вернулся в Америку, встал на колени перед отцом и матерью и поцеловал им руки в благодарность за то, что много лет назад они вывезли его из России.

Однако страна, на чьих обширных просторах он родился, успела чем-то запасть ему в душу.

Случилось так, что Юлик, взяв лучшее от обеих культур, мог приспособиться к любым условиям и одновременно быть устойчивым к любым неприятностям и неудачам.

После ночной вылазки на Тверскую Юлика как подменили, он оказался настоящим авантюристом, освоение местных порядков пошло у него с поражающей всякое воображение скоростью. Если раньше, сбитый с толку страшными сказками, которые рассказывают о России западные средства массовой информации, он боялся выходить на улицу в темное время суток, то теперь почти каждую ночь он заявлялся домой в четыре часа утра, еле попадая ключом в дверь да еще таща за собою какое-нибудь юное и непритязательное создание с большими невинно хлопающими глазами.