Кайли Скотт - Соло

Ощущение того, что он во мне нуждался, и нахождение с ним в такой близости приносило приятное беспокойство.

— Все хорошо.

Я запустила пальцы в его густые черные волосы. Такие мягкие. Не удивительно, что адвокаты не хотели, чтобы к нему прикасались: теперь, попробовав, кажется, я не в силах остановиться. Мне стоило постыдиться: лапать бедолагу в такой-то час. Но это он был инициатором. Он ухватился за меня в поисках утешения и, по-видимому, когда дело касалось его, этого утешения у меня было во внушительном количестве.

— Что я скажу? — спросил он, приглушенно. — Как смогу толкнуть гребаную речь?

— Скажи о том, что она для тебя значила. Они поймут.

Он фыркнул.

— Нет, серьезно. Просто говори от сердца.

Он судорожно втянул воздух, упираясь в мой живот лбом.

— Что еще хуже, она звонила.

— Она? — я бросила на его макушку пронзительный взгляд. Черт возьми, кажется, с ним все было в порядке. Он не бредил. — Кто тебе звонил?

— Мама.

— Оу. — Эта новость не из хороших. Но все-таки услышать ее куда приятнее, чем думать, будто Джимми придумал телефонный звонок от недавно умершей. — Что она хотела?

— То же, что и, б****, всегда. Деньги. — Его голос прозвучал резко и тихо. Настолько тихо, что мне пришлось напрячь слух, чтобы расслышать его. — Предупредил ее держаться подальше.

— Она в городе?

Кивок.

— Угрожала сорвать похороны. Я сказал, что запеку ее за долбаную решетку, пусть только попробует.

Черт, не женщина, а сущий кошмар.

— Дэйви не в курсе, — сказал он. — Так и должно оставаться.

— Хорошо. — Не знаю, насколько мудрым это было, но не мне решать. — Я не скажу ему.

Я чувствовала, как под моими руками напряглись его плечи; его страдание обволакивало нас, как непроницаемый покров. Больше ничего не существовало.

— С тобой будет все хорошо, — я склонила голову и ссутулилась, закрывая его своим телом.

Сердце разрывалось от боли, о бесстрастности можно только мечтать. Желание разделить его страдания было слишком сильным. Обычно он был жутко раздражающим, таким беспечным и грубым. Хотя благодаря злости с работой было легче справляться. Когда он вел себя как засранец, я могла оставаться равнодушной, по большей части. Но эти опасные новые чувства, что переполняли меня сейчас, были нежными и глупыми, теплыми и сопливыми. Не может быть, что меня так задело его состояние.

Блин.

Что, черт возьми, со мной происходило?

Он сжал мои округлые бедра и поднял голову, чтобы посмотреть мне в лицо, показав его впервые без брони. Все его резкие черты потускнели из-за боли и, если на то пошло, от этого его красота стала очевиднее. Я облизнула свои внезапно сухие губы. Его пальцы напряглись и сильнее впились в мою блузку, а лоб нахмурился, когда он мрачно посмотрел на оставленное мокрое пятно.

— Извини за это.

— Ничего страшного.

Он отпустил меня, и мои слабые и потерянные ноги пошатнулись.

Интимность момента прошла и, подобно приливной волне, свое место заняла неловкость. Я чуть ли не ощущала, как его стены возвращаются на прежние места. Мои же были медленнее, слабее, черт бы их побрал. Кто-то подменил материл, из которых они были сделаны: титан на фольгу, оставив меня открытой и беззащитной. Это все его вина. На какой-то момент он и вправду сошел со своего сооруженного самим же пьедестала. Был со мной настоящим, показал свои страхи, и я вроде как даже пробормотала какую-то утешительную хрень. Если честно, то уже и не помню какую. Неудивительно, что он снова закрылся от меня.

К тому же, мы находились неестественно близко друг к другу. Между нами оставалось несколько дюймов. Для подтверждения сего факта Джимми одарил меня долгим смущенным взглядом, просто на случай, если я не заметила. Видимо, он жалел о случившемся. Сами посудите, он же плакал, опираясь на нанятую для оказания помощи девушку, ради всего святого!

— Я принесу твою одежду, — сказала я, хватаясь за первую пригодную мысль, что пришла в голову.

Ничего не видя, я, спотыкаясь, ринулась через комнату. Меня переполняли мысли и чувства, все казалось размытым. Мне нужно поговорить с мамой. Насколько мне известно, в нашей семье не было сердечников. Дядя Джон умер от рака. Причиной бабушкиной смерти послужило курение по пачке сигарет в день. Кажется, замечательная тетушка Валери подхватила какую-то странную грибковую инфекцию легких, но я в этом не уверена. Мама точно в курсе. Что бы там не происходило с моим сердцем — ничего хорошего из этого не выйдет. Мне всего-то двадцать пять, я слишком молода для смерти. Хотя как раз в подходящем возрасте, чтобы стать ипохондриком.