Полина Раевская - Каюсь

-Спасибо. С Рождеством! – сухо поблагодарил он, поцеловав меня в щеку, и покинул столовую.

А меня такая злость взяла на эту избалованную пигалицу, что я едва не зарычала. Но сейчас не время для недовольства. Нужно пойти и узнать, что так тревожит моего Зануду, из-за чего он расстроен. И если возможно, немного помочь.

Убрав со стола, иду в спальню, Олег сидит на кровати, облокотившись на подушку, и сосредоточенно что-то просматривает в ноутбуке. Я сажусь рядом и некоторое время просто смотрю на него.

-Все в порядке?- спрашиваю, когда он обращает на меня внимание.

-Какой уж тут порядок. Полнейший бардак! - с невеселой усмешкой отвечает он, снимая очки и отставляя от себя ноутбук.

- Ну, прям уж бардак?- мягко возражаю, ласково касаясь костяками пальцев его щеки.- Вот поправишься и со всем разберешься, а пока отдыхай и не напрягайся. Ты только –только на ноги встал.

Я продолжаю гладить его по лицу, но встретившись с пронзительным, каким-то странным взглядом замираю.

-В чем дело? – тихо спрашиваю, отчего-то становится не по себе.

-Во мне, - отвечает он, выбивая у меня почву из-под ног.

-В каком смысле?- уточняю, ничего не понимая.

-Во всех.

-Что случилось, Олеж? – спрашиваю со страхом, напуганная его этой загадочностью и меланхолией.

-Случилось то, что не должно, Чайка! –тяжело вздохнув, опять выдает он очередную загадку. Но я каким-то шестым чувством ощущаю, что это касается меня. И сердце начинает колотиться, как бешенное, поскольку что-то творится в душе моего зануды. Что-то для себя в эту минуту он решает, по глазам вижу, и мне страшно сделать что-то не так, совершить очередную ошибку, которая знаю, станет фатальной. Поэтому осторожно ступаю на тонкий лед и задаю вопрос;

-Почему?

-Потому что не правильно.- с горечью признается он.

-Сдались тебе эти правила?! – через чур горячо восклицаю и тут же жалею. Не стоило это говорить. Не стоило!

- Я уважаю правила. Когда следуешь правилам, жизнь протекает без проблем, -спокойно парирует он.

-И у любви, по-твоему, должны быть правила? – понимаю, что это опасный поворот, но все эти намеки и загадки пугают, я теряюсь.

- У любви в особенности. Если у любви нет никаких границ, рамок и правил, как понять, что поступаешь верно? Если человека любить несмотря ни на что, к чему тогда стремиться? Где нет дисциплины, нет правил, там нет счастья! –пустился он в очередные рассуждение, на которые я не знала, что сказать. Хотя он, похоже, и не ждал от меня какого-то ответа. И от этого становилось как-то горько.

-А что для тебя счастье? – произношу тихо.

-Порядок и покой. – отвечает так же тихо, смотря куда-то вдаль.

-Это не счастье, это комфорт, Гладышев. А чем больше удобств, тем меньше храбрости.

Он усмехается.

-Твоя правда, Чайка.

-А это не моя, Олеж, а мудрых людей. Еще Достоевский писал; «Нет счастья в комфорте, счастье покупается страданием», - процитировала я недавно прочитанное «Преступление и наказание».

-А я уже настрадался, Ян, на три жизни вперед. Устал. – невесело подводит он итог. – И ни сил не осталось, ни смелости.

Я собираюсь сказать, что моей смелости и сил хватит на двоих, но Гладышев, тяжело вздохнув, сворачивает разговор.

-Ладно, давай спать, малыш, -ласково произносит он. И меня как-то сразу отпускает от тона его голоса. Странное, неприятное ощущение от разговора улетучивается, но осадок все же остается. Поэтому уснуть я не могу, обдумывая, что творится в голове и сердце у этого мужчины. Я не дура и подоплека разговора мне ясна, но вот горячее дыхание и крепкие объятия сбивают с толку.

Гладышев прижимается к моей спине грудью, зарывшись лицом в мои волосы. Его пальцы нежно скользят по коже, вырисовывают какой-то узор на моем животе, отчего по венам разливается терпкое возбуждение, а по телу проходит сладкая дрожь. Мы уже несколько недель не были близки, а учитывая все события, кажется будто вечность. Словно это было в прошлой жизни и сейчас все видится таким странным. Страшно сделать лишнее движение. Все, как в первый раз.

Я осторожно пододвигаюсь ближе, чувствуя ягодицами, что мое желание взаимно. Прогибаюсь, Гладышев сжимает мое бедро стальной хваткой, пытаясь остановить.

Я опять ничего не понимаю. Оборачиваюсь, вглядываюсь в его лицо в темноте, но ни черта не вижу. И тут чувствую нежное прикосновение холодных пальцев к своему лицу. Они скользят так легко, как крылья бабочки, изучающе и в тоже время ласково. И щемит от каждого их касания, потому что в этот момент мы ближе, чем когда – либо еще. Ибо нежность, на мой взгляд, более возвышенное чувство, нежели любовь. Гладышев не впервые был со мной нежен, но никогда так открыто, так трогательно.