Самая Нуриева - Призрачная любовь

– Не плачь по мне, любовь моя: я оставляю тебя с нашей дочерью, вы есть друг у друга, а когда тебе будет меня не хватать, смотри на небо – среди звёзд ты увидишь меня, я буду ждать тебя, чтобы мы вместе отправились в новую жизнь, где всё будет иначе, ведь мы станем свободны, – он гладил её по шелковистым волосам, а она пыталась успокоиться.

– Обещаешь, что мы обязательно встретимся в другой жизни?

Он обхватил её крошечное лицо своими большими ладонями и погладил его. Как же она была красива сейчас, он мог любоваться ею вечно:

– Клянусь, Вероника.

Она улыбнулась сквозь слёзы и поцеловала его, крепко обнимая, – это был их прощальный поцелуй, они оба это осознавали, а потому вложили в него всю ту любовь, что скопили друг к другу за эти годы и которой не смогли насытиться. В какой-то момент Раймонду стало трудно дышать, и он прервал поцелуй, вытирая её слезы.

– Давай поспим, мы устали, а завтра нас ждёт тяжёлый день, – он приобнял Веронику и лёг вместе с ней в постель, укрывая их обнажённые тела одеялом, чтобы они не замёрзли. Они переплели свободные руки вместе, соединяя пальцы в замок, в последний раз смотря друг другу в глаза. – Доброй ночи, Вероника, – ему становилось всё труднее оставаться в сознании, но он старался из последних сил ради неё.

– Доброй ночи, Раймонд, – он поцеловал её нежно в лоб, и она крепко прижалась к нему, вслушиваясь в его дыхание и биение сердца. Под симфонию собственных душ они и уснули этой ночью, счастливые и влюблённые друг в друга, как обычные мужчина и женщина, Раймонд и Вероника, без всяких масок и преград.

Утром Вероника проснулась от того, что солнечные лучи бились ей в глаза, это было очень неприятно. Раскрыв глаза, она увидела перед собой спокойного Раймонда, но через несколько секунд поняла, чего не хватало – его жизни.

– Раймонд, дорогой, проснись, – она приподнялась на локтях в постели и придвинулась ближе к нему, поглаживая его по щекам и целуя, но он никак не отзывался на мольбы своей любимой, поскольку его души уже давно здесь не было. – Прошу тебя, ангел мой, открой свои чудные зелёные глаза, смотри, на улице сияет такое солнце, нас ждут орхидеи, грачи и Иоанн Златоуст, – словно в бреду, она повторяла эти слова, пока, в конце концов, крепко его не обняв и уткнувшись в шею, закричала что было мочи, разразившись градом слёз. От крика этой женщины пробудилась вся прислуга, поняв, что случилось самое страшное – их хозяин умер.

Эйберхам тут же ворвался в спальню Раймонда и, раскрыв дверь, раскрыл рот от ужаса, не в силах сдерживать слёзы, и немедленно велел отправить гонцов за семьёй Хаззерфилд, что жила неподалёку.

Они приехали сразу, как смогли, а тем временем прислуга толпилась у спальни, оплакивая своего хозяина. Хаззерфилды прорвались внутрь, и Эрих отвернул голову в сторону, прося супругу вывести отсюда Королеву немедленно, а сам в ярости стал прогонять прочь слуг. Эмма присела на кровать со стороны Вероники и коснулась её плеч, заставив женщину обернуться на себя.

– Он спит, он просто очень устал, но он проснётся, вот увидишь, – Вероника гладила его по кучерявым волосам, а затем, не выдержав, коснувшись в последний раз его острых скул, которые едва прослеживались из-за многочисленных отёков, поцеловала его холодные уста. – Покойтесь с миром, Раймонд, я позабочусь о Никки и о том, чтобы память о вас никогда не угасла, – женщина встала с постели, и леди Хаззерфилд тут же надела на неё большой мешковатый халат, туго его завязывая на её талии. – Эмма, его больше нет, – с ужасом призналась Вероника. Они крепко обнялись и стояли так некоторое время, не в силах прийти в себя от случившегося. Сегодня она потеряла частичку себя, своей души, и уже ничего не будет так, как раньше. Этот переломный момент случился 24 ноября 1848 года.

Прошло чуть больше четырёх месяцев, но для Вероники каждый день длился вечность, она так до конца и не оправилась после смерти Раймонда. У Королевы начались проблемы с ментальным здоровьем, которые всячески скрывались ото всех, о них знал лишь малый круг доверенных лиц: она могла часами смотреть в одну точку, не шевелясь, погружаясь в собственное сознание; могла веселиться целый день, а в какой-то момент, например, за застольем, начать плакать, что чаще всего переходило в истерику, которую было трудно унять; ночами просыпалась от кошмаров и боялась заснуть потом оставшееся время и так далее. Уилфред всё время был подле своей любимой, всеми способами поддерживал её и пытался отвлечь от дурных состояний, понимая, что расшатанные нервы его супруги скоро восстановятся.