Наталия Костина - Слишком личное

– Нет, у меня в комнате обычно только пара таблеток, на всякий случай. Мне много и не нужно, пью по четвертинке – и сразу засыпаю. А все остальное – в кухне, в ящике стола. Там стоит большая аптечка для всех: и бинты, и пластырь, и от расстройства желудка… Знаете, для приезжих может все понадобиться.

– А Елена и Валерия Аристарховна знали о снотворном?

– Леночка точно знала, она иногда страдала бессонницей. Особенно сразу после приезда. Наверное, акклиматизация сказывалась. А Лера всегда хорошо спала… никогда не просила.

– А Ваня?

– Зачем ему снотворное? Он же молодой. Он и так прекрасно спит.

– Он у вас никогда его не спрашивал? Может, для друзей?

– Нет, никогда, – категорически ответила старуха.

«Значит, Иван, скорее всего, не знал о существовании снотворного в общей аптечке, – подумала Катя. – А ведь снотворным куда проще отравить человека, чем инсулином. Во всяком случае, намного безопаснее. Добавить его в чашку с чаем, и не нужно делать инъекцию. А если даже снотворное и нашли бы в организме Ариадны Казимировны, то доказать, кто ей его дал, вряд ли представилось бы возможным. Скорее передозировку списали бы на старческую забывчивость. Впрочем, следов инсулина и вовсе не нашли».

– А инсулин в общей аптечке есть? – поинтересовалась Катя невинно.

– Нет… но он нам и не нужен. Только Ване. А Ваня всегда привозил с собой…

И снова Кате показалось, что старуха тяжело дышит. Может быть, она думает, что Катя подозревает ее в пропаже инсулина? Чтобы сменить волнующую тему, она быстро окинула комнату взглядом, придумывая, чем бы отвлечь собеседницу, и взяла в руки старую фотографию, лежащую на столике. Улыбающиеся лица, нарядные платья, смешные прически с кудряшками. Сплошную выставку креп-жоржета и шифона разбавляли лишь несколько мужских костюмов, да еще люди в белых халатах, должно быть врачи.

– А где здесь вы, Людмила Федоровна?

– Меня… меня здесь нет. Арина… – Старуха слабо ткнула подагрическим пальцем куда-то в середину фото. – Арина… здесь и…

Она неловко завалилась на бок и закатила глаза. Катя в ужасе вскочила, схватила Людмилу Федоровну за холодные руки, пытаясь нащупать пульс, – ей показалось, что это был не просто обморок, а…

Да, это был не обморок. Людмила Федоровна внезапно открыла глаза и шепотом попросила:

– Воды… «Скорую»…

«Скорая» приехала и уехала, вколов какое-то сильнодействующее лекарство и поставив диагноз – гипертонический криз. Старуха, которая, вероятно, целый день сидела с высоким давлением, даже не догадываясь измерить его, едва не рассталась с жизнью. Однако Людмиле Федоровне, погруженной в переживания, заботиться о своем здоровье, очевидно, и в голову не приходило. Хотя таблетки у нее были под рукой – врач «скорой», скорчив недовольную мину, копался в коробке с лекарствами, выкладывая на столик нужное и диктуя Кате, что и в какой последовательности следует давать ее бабушке. Катя не стала вносить ясность в отношения и послушно все записала, думая лишь о том, чтобы ничего не перепутать. А еще ее беспокоил вопрос о том, что больную старуху совершенно некому поручить, – ну не самой же за ней смотреть? Потом вспомнила о Светлане Петровне и успокоилась. Домработница, наверное, не откажется поработать сиделкой, заодно и Катя не будет волноваться – после оглашения завещания следующей жертвой вполне могла стать именно Людмила Федоровна.

Светлана Петровна приехала на удивление быстро и приняла у Кати пост. Людмила Федоровна, порозовев и отдышавшись, имела уже вполне сносный вид, да и чувствовала себя значительно лучше. Сейчас она крепко спала после инъекции успокоительного.

– Все сделаю, не волнуйтесь, не впервой, – заверила домработница Катю.

В ожидании Светланы Петровны Катя устроилась на балконе комнаты Людмилы Федоровны. Здесь стояли уютные плетеные кресла с мягкими подушечками. Одно из кресел заняла Катя, а другое подоспевшая помощница.

– Она и раньше страдала давлением? – Через стеклянную дверь Катя посмотрела на хорошо видимую отсюда спящую пожилую женщину.

– Да болеет она давлением-то, это точно, – подтвердила Светлана Петровна. – Видно, ей уже намедни плохо было – может, вечером, а может, и вчера. В фартуке ее тут, в кухне, утром нашла, болтается бутылочка какая-то с-под лекарства. Пустая уж. Колола себе чего-то, наверно. Папаверин или как там его? Не разглядела я без очков-то, буквы мелкие. Лечится сама бог знает чем. Нет, врача вызови и лечись. Вон, приехали, сделали чего надо – и дышит! – Прислуга бросила взгляд на подопечную и, видимо, осталась довольна. – А то прямо синяя вся была, смотреть страшно! Да, и давление, и этот… склероз у нее. Фартук-то в стирку бросила прямо с бутылкой-то этой. Нет, чтоб в корзину, с корзинки-то я сама перегружаю, карманы повыверну, все повытряхну, а прямо в бачок бросила! Сколько раз я из машинки то одно достану, то другое. А однова поломалась – мастер приходил, разбирал, так чего только он изнутри не подаставал! И мелочь, и шпильки, и капли для глаз, ейные, между прочим, капли, от катаракты ей выписали. Дорогие. Она их по дому все искала, заглядывала. Да чего заглядывать-то – сама в машинку и бросила! И таблетки какие-то… таблетки-то растворились, понятное дело, а упаковка пластмассовая и застряла! Я же говорю, все забывает, склероз старческий. Чего в карманах носит, с тем в стирку и бросает. И образования-то медицинского нет, а лечится… Вот и долечилась! Доктор ей одно пропишет, а она говорит, мол, сама лучше знаю, что мне помогает. Долечилась, едва в ящик не сыграла! Пусть поспит теперь.