– Боюсь, у меня плохие новости, мисс Купер.
Нахмурившись, напоминаю, что он может звать меня просто Кэлли: ведь мы знакомы уже несколько лет.
– Кэлли? – повторяет Иан, как будто впервые слышит мое имя. – Хорошо. Итак, к делу. Мистер Райт только что заявил о намерении продать свою недвижимость.
– Что? Какую недвижимость?
– Квартиру, которую вы снимаете. Номер девяносто два «B». – Небольшая пауза. – Нет, постойте, девяносто два «С».
– Я помню свой адрес. Вы что, меня выгоняете?
– Нет, просто заранее уведомляем. В вашем распоряжении еще месяц.
– Но почему? Зачем ему продавать квартиру?
– Ее сдача внаем более не рентабельна.
– Не рентабельна? Я же плачу аренду!
– Не надо так переживать.
– Может, новые хозяева тоже будут сдавать жилье? Я бы могла остаться квартиросъемщиком. – Хорошо прозвучало. В кои-то веки я защищаю свои права, сама предъявляю требования к арендодателю, а не он ко мне.
– Нет-нет. Вам в любом случае придется съехать. Мистер Райт еще должен привести помещение в порядок.
– Вот прекрасно! А где же вы мне жить прикажете?
– Вы не получаете дотацию от государства?
– Нет, но…
– Сейчас сдается много квартир. Я вам отправлю варианты по электронной почте.
Теперь, когда выяснилось, что меня выгоняют из дома, я почувствовала себя полной неудачницей.
– Хорошенькое начало выходных вы мне устроили, Иан. – Интересно, он всегда сообщает о выселении именно в пятницу вечером?
– Правда? Ну и отлично.
– Да нет, это был сарказм… Слушайте, вы сможете подобрать мне жилье с хорошим садом?
Моя квартира находится на последнем этаже, и сад целиком принадлежит моим соседям снизу. Но я бы не стала проводить в нем время, даже будь у меня такая возможность. Он давно превратился в голую забетонированную площадку, заваленную разным хламом: ржавыми шезлонгами, полусгнившими деревянными стульями, сломанными тачками и старой сушилкой для белья. Я не аккуратистка, не любительница образцово-показательных клумб и лужаек и ничего не имею против небольшого беспорядка, но это уже перебор.
Иан сдавленно фыркает.
– Оплата будет такой же?
– Лучше поменьше.
– Смешно. Да, Кэлли, вы уже разобрались с пчелами?
– С пчелами? – невинно переспрашиваю я.
Иан медлит. Слышно, как он сердито шуршит бумагами.
– Да, с пчелами, которые роились у карниза рядом с окном вашей гостиной.
Это правда. Из-за них соседи накатали на меня жалобу. В прошлый раз, когда Иан позвонил мне по этому поводу, я наврала, что один мой друг поможет избавиться от пчел. Видимо, поэтому Иан вспомнил об этой проблеме только сейчас, спустя несколько месяцев. Я так старалась защитить пчелиный дом! Эти крохотные существа не причиняют никому вреда, чего нельзя сказать об их преследователях, которые, едва успев въехать, забетонировали сад и заменили траву искусственным газоном.
– Да, конечно, разобралась, – бодрым тоном отзываюсь я.
– Хорошо. Нельзя, чтобы они остались в доме на зиму.
Улыбаюсь. Пчелы уже давно покинули гнездо.
– Вообще-то пчелы не…
– Что?
– Неважно.
Кладу трубку и откидываюсь на спинку дивана. Подумать только, в тридцать четыре года остаться без крыши над головой! Пожалуй, утешусь-ка я мороженым.
* * *
В саду рядом с расположенным неподалеку домом раньше рос боярышник. Потом соседи срубили его, чтобы расчистить место для стоянки машин. В ту пору он был весь в цвету. Соседи бросили дерево в мусорный контейнер, и белое облако осыпавшихся цветков напомнило мне о том, как в детстве весной я играла с папой в саду, а ветер весело поднимал в воздух белоснежные лепестки.
А еще я вспомнила о другом боярышнике, который был виден из окна моего офиса в компании по производству жестянок. Я любила его – одинокое дерево, выросшее среди стекла и бетона. Вероятно, когда-то его семена занесла сюда птица. Или какой-то человек, который, как и я, тосковал по природе. Долгие годы я любовалась деревом: весной – прелестными бутонами, летом – пышной листвой, осенью – пылающим нарядом. Даже зимой я восхищалась боярышником, словно отточенной скульптурой.
В перерыв я неизменно подходила к боярышнику. Стояла под развесистой кроной, гладила шершавую кору. В теплую погоду обедала прямо под ним, усевшись на зеленый островок травы. Года через три на этом месте появилась скамейка: должно быть, кому-то стало меня жаль. Но еще через пару лет дерево спилили, чтобы освободить место под курилку. Сама не понимаю, почему мне так больно было видеть на том месте полсотни физиономий, уныло глазеющих в окно.
Читать дальше