Вера Колочкова - Умягчение злых сердец

– Ой, здравствуйте…

Кира вздрогнула, обернулась на голос. Пожилая женщина стояла сбоку от нее, улыбалась так радостно, что поневоле пришлось улыбнуться ей в ответ.

– Здравствуйте… – сказала Кира.

– Ой, а вы ведь дочка Валентины Михайловны Стрижак? Правильно?

– Да, правильно. А в чем дело?

– Да ни в чем… Я просто так спросила. Я к мужу в больницу иду. Смотрю, вы стоите рядом с милицейской машиной, я и спросила… Значит, вы теперь вместе с мамой в милиции работаете, да?

– Работаю, да…

– Ой, ну надо же! А я вас еще маленькой девочкой помню! А мама у вас… Я так ей благодарна, так благодарна! Она ж моего мужа от тюрьмы спасла! Все кругом говорили: виноват, виноват, а она доказала, что не виноват. Наперекор всем. Привет ей передавайте обязательно! Скажите – от Анны Игнатьевны Колышкиной. Она должна помнить…

– Хорошо, я передам.

– Спасибо… Ой, как вы на маму-то стали похожи! Прямо одно лицо. А чего вы тут, у больницы-то? Не заболели часом? Или мама ваша не дай бог заболела?

– Нет, со мной все в порядке и с мамой тоже. Извините, нам ехать пора.

Кира нетерпеливо махнула рукой Гоше, который остановился на больничном крыльце, чтобы перекинуться парой слов с медсестричками. Кира шагнула к машине, села, раздраженно хлопнув дверью.

Нет, правда достали! Все в один голос – похожа, похожа! Наверное, думают, что ей ужасно приятно это слышать! Никто не спорит, конечно, что это неплохо – быть зеркальным отображением родной матери. Наоборот, вполне нормально. А с другой стороны… На всю жизнь, что ли, оставаться бледной копией? А как быть с индивидуальностью, с неповторимостью отдельно взятой личности?

Тем более если приглядеться, не так сильно и похожа… По крайней мере, все силы были приложены, чтобы уничтожить на корню эту генетическую похожесть. У мамы, к примеру, стрижка короткая и уже седая, а у нее – длинное черное каре. Конечно, это каре ни с какого боку не лепится к ее образу, потому что круглое лицо, как ни крути, само просит короткую стрижку. И возни с этим каре много, каждодневной утренней укладки требует. Но… Пусть будет каре. И линзы в глазах пусть будут. И тоже с этими линзами – сплошное утреннее мучение. Очки проще носить, ясен пень. Но! Но… Мама уже носит очки.

А еще бы похудеть, конечно. Пробовала, не получается. Никакими диетами не уничтожишь крепкую крестьянскую стать, унаследованную по материнской линии. И у мамы такая же стать, и у бабушки покойной такая была… И в школе она из-за этого ужасно комплексовала. Все девчонки худенькие, в чем душа держится, а с нее хоть скульптуру для городского парка лепи, не ошибешься. «Девушка с веслом» называется. Вот Настя Ковалева очень худенькая была…

Не только худенькой она была, но и самой красивой девчонкой в классе. Самой больной и самой красивой. Маленькая, трогательная, с огромными голубыми глазами на бледном лице. Мало двигалась, мало разговаривала, несла в себе покорное страдание больного сердца. Надо сказать, красиво несла – выделялась нежной орхидеей среди здоровых и сочных, но таких обыкновенных стеблей. К тому же Настя была сиротой, ее бабушка воспитывала. Может, потому Севка Марычев в нее и влюбился без памяти, просто с потрохами увяз в этой жалко сиротской болезненной хрупкости.

А потом Насте операцию в восьмом классе сделали, и здоровье немного выправилось, какой-никакой румянец на щеках заиграл. Говорили, не совсем выправилось, но жить можно, если организм от лишних стрессов беречь. Вот Севка и оберегал Настин организм, как умел. Старался до одури. Пылинки сдувал, домой провожал, утром у дома встречал, портфель из рук выхватывал. Да не тут-то было, как выяснилось… Настя вдруг осознала свое новое относительно здоровое положение, вздохнула свободнее и быстро новый роман с десятиклассником закрутила, а Севку – по боку. Он жутко страдал. Ходил за ней по пятам как дурак. Настя с кавалером в кино – и он в кино. Настя на дискотеку – и Севка туда же.

И все это было бы не так грустно, если бы параллельно другая трагедия не разворачивалась. Трагедия по имени Светка Малышева, тоже одноклассница, беззаветно влюбленная в Севку. И совсем не красивая, и вовсе не орхидея, хоть и худая. Видимо, худоба худобе рознь, что ж поделаешь. Настина худоба была нежной, а Светкина – злой, как сучок на дереве. И характер у Светки был нервный, издерганный. Видимо, от неразделенной любви. Севка нес знамя своей любви с гордостью, не замечая насмешек, а Светка страдала от унижения. И злилась, будто кто-то был виноват…