Евгения Перова - К другому берегу

Лёшка пошел провожать Валерию, а Марина полезла в конверт: перепутала она, как же. Так лихо соврала! Еще ладонь Марине на руку положила – не выдавай, мол. Другой порядок цен, надо же. Вот это да! Сколько же здесь?

– Лёш! Сколько она тебе в аванс платит от суммы? Половину, сказала?

– Ну да, пятьдесят процентов обычно, а что?

– Ты знаешь, сколько здесь денег?! А ведь это – только четверть всей суммы!

– Сколько?

Сказала, сколько. Удивился:

– Разве это много? За такой портрет даже маловато…

– Лёша! Долларов!

– Как долларов?..

– Смотри! – И Марина выложила на стол пачку зеленых банкнот.

– Так сколько же тогда за все?!

– А ты умножь на четыре! Сколько это в рублях будет?

– Не знаю, я сосчитать не могу… господи!

– Она же сказала – совсем другой порядок цен!

– Может, она и правда перепутала? Я таких денег сроду не получал! Последняя из новых, правда, хорошо продалась, я даже не ожидал.

– Ничего она не перепутала. Она уже с этой суммой приехала, а как «Ангела» увидела – удвоила. Ты понимаешь, что это значит?

– Не понимаю…

Жизнь набирала обороты. Валерия быстро раскручивала Алексея, устраивая ему бесконечные интервью для глянцевых журналов и телевидения – только что о художнике Злотникове никто и знать не знал, а вот уже его физиономия красуется на обложке одного из самых модных изданий! Лёшка нравился журналистам, его любила камера, а врожденная артистичность только помогала. Но Валерия не разрешала снимать Лёшкину картину, умело создавая ажиотаж – никто «Ангела» не видел, но все о нем говорили, как о чем-то сверхъестественном.

Бедный Леший! Как он выжил, Марина не понимала, столько ему пришлось пережить: Рита, Стелла, Маринина беременность, роды и, наконец, младенец! Младенец, которого Алексей поначалу просто боялся – уж очень маленькой оказалась их долгожданная Муся. Лето Марина с Мусей провели у Валерии в Костроме, а Леший мотался туда-обратно, ухитряясь заниматься не только подготовкой к выставке, но и ремонтом квартиры. И чем ближе придвигалась выставка, тем мрачнее делался Леший. Не говорил ничего, только желваки на скулах. Все думал что-то. Марина сначала не лезла – пусть сам, но потом не выдержала:

– Лёш, что с тобой? Тебе плохо?

– Плохо.

Они сидели в садовой беседке – солнце пробивалось сквозь косую решетку золотыми ромбиками, по столу плясали зеленые тени, белые вьющиеся розы осыпали лепестки, жужжали толстые мохнатые с желтой пыльцой на лапках шмели. Такая красота, а Лёшка мрачнее тучи.

– А что плохо?

– Все.

– Ты так перед выставкой волнуешься?

– И это тоже. Но мне тут плохо.

– Почему?

– Я понимаю, тебе хорошо, и для малышки – лучше не придумаешь. Вон у вас, целый детский сад образовался: Стёпочка, Митя, наша Муся. Вижу, как вы тут в саду гуляете, любуюсь…

– Ой, а ты знаешь, как Юля своего Митю зовет?

– Как?

– Генерал Козявкин!

– Почему?

– Не знаю! Но он, правда, смешной такой, важный, щеки надует, смотрит грозно – вылитый генерал Козявкин. Смешной, рыженький, даже глаза какие-то рыжие!

– Ишь ты!

– Лёш, а что ты не подойдешь никогда? Ты же так малышей любишь? И я тебя совсем не вижу – все работаешь, работаешь. Я скучаю!

– Да я и сам не знаю, но что-то тошно мне здесь. Не радует ничего. Не могу я так. Приживалом каким-то живу. Не могу. Унизительно. А выставка! Ты думаешь, я не понимаю, что без Валерии ничего бы не было? Сидел бы себе, картинки малевал, никому не нужные. Жили бы впроголодь. Ты хоть представляешь, каких денег все это стоит? Вся эта подготовка, шумиха в прессе, на телевидении – не меряно! У меня такое чувство, что я кругом повязан. Весь в долгах – и не расплатиться никогда.

– Лёш, ну что ты выдумываешь – приживал, унизительно! Ты же работаешь здесь, такой портрет пишешь. И еще два на заказ написал, мимоходом. И свое еще!

– Ну да, верно…

– Ты знаешь, что мне Валерия сказала? Такого, как ты, она всю жизнь искала. Такого художника.

– Правда?

– А потом, что ты так переживаешь? У тебя же с ней контракт! Она процент получает. Так что она и в своих интересах старается, если тебе от этого легче.

– Я забыл. Но там процент, знаешь, минимальный! Я пытался было… Но с ней же не поспоришь!

– А то, что ты в себе сомневаешься – тоже хорошо. Только дурак не сомневается.

– А, увидела. Ну да, сомневаюсь. Думаю, а вдруг я сам по себе – ничто.

– Что ты такое говоришь, Лёш?

– Без вас с Валерией. Вдруг я сам – пустое место, ноль. И все это увидят на выставке. Вдруг ошибается Валерия?