Ирина Баздырева: Ночной магазинчик

Я влюблялась два раза: в институте и в начале своей карьеры.

Геннадий, моя студенческая любовь, когда дело дошло до постели, а я ничего не смогла с собой поделать, заявил, что я попросту хочу его «продинамить». Он едва не взял меня силой, усугубив мое и без того ужасное состояние, не говоря о том тоскливом впечатлении о сокровенных отношениях, которые только только открылись мне. После этого я долгое время, без тайной дрожи, не могла выносить мужского прикосновения. С Геннадием мы расстались. Напоследок, он устроил мне безобразную сцену, крича, что мне надо лечиться, что я напридумывала себе идиотских отговорок, оправдывая свою фригидность. Не хочу об этом вспоминать.

Миша. Я наполнила бокал дорогим вином и выпила его одним махом. Музыкальный центр снова воспроизвел задумчивое пение Криса Ри. Я заплакала и горький ком, стоявший в горле, постепенно растворился. Наша любовь поднималась и распускалась красивым роскошным цветком. Она была не реально романтична. Но главное то, что я полюбила. Осторожные, нежные прикосновения Михаила были приятны, не вызывая ни отторжения, ни страха. Я была счастлива и уверена, что ради него смогу перебороть и победить себя.

Наконец, мы уже не могли быть друг без друга, а ночью, которую решили провести вместе, повторилось то же самое, что и с Геннадием. Конечно, из моего сумбурного объяснения ошарашенный Михаил ничего не понял, он просто поверил мне, проявив, в отличие от Геннадия, такт и терпение. Через какое-то время, мы попробовали еще раз. Я… я очень старалась, но кроме истерики у меня ничего не получилось.

Вдруг, я поймала себя на том, что смеюсь. С чего это вдруг? Странный переход от слез к смеху, а вообще-то ничего странного, если учесть, что я пьяна. Рассмешила же меня мысль о платонической любви. Нам, людям, нынешнего века, это понятие чуждо. Для нас оно из области мифов. Раньше любовь и души влюбленных закалялись расставанием, многолетними ухаживаниями, неравенством положений и другими препятствиями. Сейчас ничего этого нет. Сняты все условности. Нам желается всего и сразу. Секс подменил само понятие любви. Иначе как объяснить, что отсутствие близости сломало моего любимого.

Тяжко вздохнув, промахиваясь, я с трудом налила себе еще вина, едва попадая в бокал и, расплескивая большую его часть мимо. К черту платье цвета шампань!

Так вот! Закончилась моя история с Михаилом тем, что придя ко мне в больницу, куда я легла на обследование, он сообщил, что пока я здесь, он съездит к своим родителям. Он уехал, а я обошла всех специалистов, каких только знала. Общий вердикт, что был мне вынесен, гласил, что я физически и психически здорова. Дело даже дошло до гипноза, и я согласилась на него, пока не узнала, что Михаил женился. Теперь у него подрастает дочка Марина, а недавно я узнала, что он развелся.

Я всхлипнула. Видит бог, мужчин, которых я любила, больше, чем кто-либо на свете, хотела сделать счастливыми. Я вылила остатки вина в бокал.

Время лечит. Господи, какая чушь! Время забирает мысли, сглаживает память, утешает, но не лечит боль. Боль возвращается вместе с воспоминаниями, чтобы, порой, ударить еще сильнее. Конечно, с Родионом все кончено, и мне придется свыкнуться с тем, что он уже не вернется. В конце концов, нужно окончательно принять мысль о том, что мой удел одиночество.

Просидев так, кажется часов до трех утра, я добралась до кровати и, рухнув на нее, забылась тяжелым сном.

На работу я приехала не в лучшей форме и выдержала круговерть суматошного дня благодаря черному крепкому кофе, который умела варить моя секретарша Светлана. За работой мне удалось отвлечься от моего настроения, суицидной обреченности и какой-то по-идиотски упрямой надежды, что у нас с Родионом все образуется.

Неожиданно, к концу рабочего дня, мои надежды начали сбываться. В приемной раздался телефонный звонок. Я не стала отвлекаться, зная, что Света возьмет трубку и если дело не потребует моего личного вмешательства или сможет подождать, разберется с этим сама. За дверью кабинета Света, подняв трубку, о чем-то спросила, и сразу же заглянула ко мне, шепотом сообщив, что Родион Дмитриевич ждет на проводе. Моя рука, лежащая на мышке, дернулась так, что я чуть не удалила файл с отчетом над которым работала. Я убрала пальцы с клавиши и попыталась успокоиться. У меня так перехватило дыхание, что сердце сжалось до микроскопических размеров, и я судорожно задышала, словно рыба, выброшенная на сушу. Ни с того ни с сего, я загадала, что если наш разговор с Родионом коснется личного, а не окажется сухо деловым, то он останется со мной до конца и поможет одолеть мне моего демона. И только после этого, я подняла трубку: