Ирина Баздырева: Жена Дроу

Ника вздрогнула, и еще не стряхнув остатки сна, вспомнила о вчерашней вечеринке. Не открывая глаз, с тревогой прислушалась к себе: мало того, что они вчера выпили ликер - жуткую гадость - так еще черте, чем закусывали. Кажется мандаринами и свиным паштетом, после чего, насколько она помнила, пили еще и пиво. Но ни тошноты, ни противной тяжести в желудке, когда в него закидываешь все без разбора вперемежку с алкоголем, ни головной боли она не чувствовала. Удовлетворенно вздохнув, она повернулась на другой бок, чтобы поспать еще немножко, но начала вспоминать, что там болтал Женька, когда ввалился в их комнату в общежитии с упаковкой пива? И вдруг это враз перестало занимать ее.

Неладное она почувствовала, еще когда ворочалась в постели: ни противного скрипа пружин ее узкой продавленной койки, ни застиранной колючей простыни, по которой она на всякий случай провела рукой. Вместо шероховатой поверхности, ее рука прошлась по гладкому нежнейшему шелку. Блин! Ника в панике вскочила, не зная, что и думать. В темноте она ничего не видела. Она в чужой постели?! Как?! Уж что-что, а она твердо помнила - они с девчонками никуда не выходили из общаги. Зарок у них такой: выпил - из дома ни ногой и присматривать друг за дружкой, чтобы кто-нибудь из них не вляпался в историю. Это неукоснительно соблюдалось с тех пор, как какой-то больной псих буквально растерзал девчонку с соседнего курса, вышедшую покурить и подышать свежим воздухом в разгар ночной попойки. И вот именно ее, Нику, конечно, угораздило попасть в историю по полной программе. Почему так темно? Ничего ведь не видно.

Постепенно глаза привыкали к темноте, и Ника начала различать широченную кровать, в которой она сидела, утопая в подушках. Ее постель отделял от комнаты балдахин, спадающий тяжелыми складками. Прищуриваясь, напрягая зрение, Ника разглядела какое-то существо, сидящее в ее ногах. Оно было не больше спичечного коробка и смотрело на нее испуганными круглыми глазами. Непропорционально большую голову на тщедушном тельце венчал колпак и выглядывавшие из-под него островерхие уши. Существо заламывало тонкие ручки: ему было так же не по себе, как и Нике. Кроха был облачен в камзольчик, а короткие кривоватые ножки обтянуты штанами мышиного цвета. Кожа имела бледно-серый цвет. Он дрожал от страха так, что кончик его колпака над его плечом забавно трясся.

- Ой, мамочка! - запричитала Ника, прижав кулаки, с зажатым в них одеялом, к лицу. - Допилась!

Она крепко зажмурилась и открыла глаза в надежде, что галлюцинация исчезнет. И тут с ее зрением вдруг что-то случилось - она стала видеть все ясно и отчетливо, будто везде включали свет. Но галлюцинация не только не исчезла а, всплеснув ручками, пропищала:

— Моя владычица, как всегда, оказалась прозорливой, предвидя твой испуг, смертная. Она повелела тебе, чтобы ты берегла ее тело эти три дня, что отпущены тебе в нашем совершеннейшем мире. И не удивляйся, что ты понимаешь язык эльфов и видишь в темноте не хуже них. Ведь с телом моей госпожи к тебе перешли и несравненные способности дроу.

Пораженная его словами Ника вскочила, оглядывая себя.

- Что? Что это такое?

Она вытянула перед собой руку, тонкую, точеную, покрытую темной кожей. Запустив узкую ладонь в волосы, она вместо привычного ежика обнаружила густую шевелюру. Захватив прядь, поднесла ее к лицу, испуганно всхлипнув. Прядь оказалась блеклого белого цвета, тогда как ее собственные волосы были рыжевато-золотистыми.

Быстренько выбравшись из кровати, она огляделась в поисках зеркала. У стен, завешанных гобеленами, стояли украшенные драгоценными камнями, инкрустированные золотом и серебром тяжелые сундуки. Между ними возвышалось нечто, похожее на трюмо: изящный столик, уставленный хрустальными баночками, витиеватыми флаконами и чашей из оникса. Над ним, в тяжелой резной раме, поблескивал круг зеркальца, которого было не достаточно для того, чтобы осмотреть себя всю.

К ней на помощь пришел кроха. Ловко скатившись по покрывалу с кровати, он засеменил к одному из гобеленов с вытканной на нем сценой битвы черных людей с маленькими свирепыми существами и, отдернув его, открыл большое, в полный рост зеркало из полированного серебра в золотой оправе. Из него на Нику смотрела молодая темнокожая женщина с тонкой талией и высокой грудью. Бог ты мой! Полненька Ника мечтать не могла о такой фигуре и лице, которому бы позавидовала Наоми Кэмбелл. Удлиненный овал, гладкая темная кожа, большие раскосые глаза под разлетом тонких бровей, полные губы. Впечатление, правда, портил красноватый отблеск зрачков, капризно сжатые губы и что-то уж очень стервозное выражение лица с тонкими точеными чертами.