Владимир Псарев - Женщина мира

Вспомнились мне наши игры и старый хромой пёс, которого с возрастом я стал понимать. Он не раз меня драл, и не всегда за дело, но я каждый раз к нему тянулся. Мама спрашивала меня, как можно любить того, кто тебя калечит. Я вырос. И правда, мама, как? Но мы любим.

Вспомнились заброшенные колодцы за территорией нашего двора и высокое разломанное бетонное крыльцо, в которое я уронил свой мяч, купленный за астрономическую для ребёнка сумму. Я ненавидел это крыльцо, а в юности оно стало местом наших дружеских попоек, искупив тем самым свою вину. Оно видело столько, что стало каким-то родным. И в глубине своей до сих пор хранит тот мяч, за годы скукожившийся и выцветший. Но о мяче ли я?…»

Зеркало отражало чью-то тёмную мужскую фигуру. Она сидела сгорбившись. Лицо было опущено вниз, а руки сложены на коленях. Иногда фигура покачивалась и издавала неестественные для человека звуки, словно где-то в степи завывали кайоты.

Расширенные зрачки ничего не выражали. Складывалось ощущение, что разум человека давно потух, но тело ещё продолжало существовать, не найдя гибели.

Человеческий разум чрезвычайно хрупок. Он аккумулирует воспоминания, накапливает знания и навыки, поглощает в себя содержимое всех доступных ему чертогов. В определённый момент может показаться, что он превзошёл все свои возможности и постиг основы мироздания, совсем не нуждающегося в этом. Но стоит случиться трагедии, и он падает, разрушается, приводя существо, которому принадлежит, к смерти.

За окном жёлтым светом сияла почти полная луна, но этого было недостаточно, чтобы полностью озарить тёмную комнату. Рядом с фигурой лежала недопитая бутылка виски, опрокинутая и потерявшая зря часть своего содержимого, которое сейчас впитывалось в персидский ковёр.

Фигура подняла глаза, ещё раз всхлипнула.

– Ты думаешь, я слаб?

– Совсем нет, – ответило что-то в пустоте.

– Тогда почему мне можно всё и ничего нельзя? Хотя бы сегодня?

– Ты сам выбираешь, как тебе жить. Но делаешь это неудачно. Я лишь хотел тебе помочь.

– А кто решает, что я живу неправильно? Ты?

– Я понимаю. Если ты не искал, где ошибка, значит, нет никакой ошибки. Для тебя. Только вот зачем мучить других?

– Я растратился.

– Вижу.

Человеку казалось, что отражавшееся в зеркале лицо выражает не его эмоции, но при этом он чётко понимал, что этого не может быть. Как не может быть и того, что зеркало ему отвечает.

– Не слишком много алкоголя?

– Брось, тут всего стакан.

– Какой по счёту?

Фигура оттолкнула бутылку, которая, соскользнув с ковра, с грохотом покатилась по паркету.

– Ты сам себя продал и предал, ты прав. Нет тебе никакого оправдания. Всю жизнь хотел кому-то нравиться, сам выбирал самые гибельные пути, чтобы потом кричать, что ты прав, но тебе кто-то мешает. Сам, только ты сам, дружище, всё это сделал. Я ведь знаю о тебе всё. Я был на всём протяжении твоего пути к напрасному далёко и видел тебя чаще, чем ты сам себя. Можешь в это не верить, но мне правда тебя жаль.

– Я не мог иначе! – фигура начинала злиться на своего собеседника.

– Конечно, не мог. Ты слаб, а потому живёшь сердцем. Ты зависим.

– Кем ты возомнил себя?!

Человек с размаху кинул бутылку в зеркало. Стекло лопнуло, осколки звонко посыпались на пол. Фигура поднялась, схватившись за голову. Мелкие крупицы стекла впивались в ноги. В глазах двоилось. В комнате стоял резкий запах спирта.

– Что вам всем от меня нужно? – крик прорезал ночную тишину.

Не в силах совладать с собственным бессилием, человек начал крушить обстановку жилища. Стоял жуткий грохот, от которого проснулись соседи.

Проехавшая под окнами дома машина добавила в помещение света. На кровати, раскинувшись, в собственной крови лежала молодая девушка. Глаза её были полуприкрыты.

– Настенька! – тихо прошептал мужчина, склоняясь над телом. – Что с тобой? Настенька!

Он начал тормошить её, как спящую, злясь на то, что девушка не просыпается, словно они опаздывают на самолёт и у них больше нет ни минуты лишнего времени.

– Любовь моя! Обними меня!

Кровь ещё сильнее размазывалась по постельному белью. Не понимая, что происходит, находясь в агонии, мужчина начал метаться по комнате, хватаясь за стены. Через минуту он навзничь упал на пол перед рамой зеркала, закатив глаза.

– Этого не может быть! Я не мог! Это всё ты! – он кричал в пустой угол на то место, где когда-то висело зеркало.

Настала зловещая тишина, в которой можно было услышать даже биение сердца. Что-то сдавливало череп. Мужчина приподнялся, чтобы сесть, но осколки стекла разрезали ему руки. Он снова упал. Вторая попытка была более удачной. Он сел, что-то неразборчиво рассказывая себе под нос.