Марк Эллингтон - Сон в летнюю ночь. Черновик

– Это превратилось в какую – то манию или одержимость, влечение и помешательство, такого никогда не было прежде, и нет, это была не любовь… а что – то другое, от чего кровь в венах превращается в электрический ток, а разум затуманивается и заставляет тебя рефлексировать каждый Божий день. До сих пор не могу понять, что это.

– Ах да, я немного отвлёкся, ты же хотела, чтобы я рассказал, причину, по которой ты здесь находишься. – Знаешь, просто захотелось, надоело смотреть со стороны, представлять, что – то у себя в голове, думать «Как бы помучить её, чтобы получить хотя бы моральное удовлетворение?» просто захотелось… тебя.

На некоторое время в комнате наступила тишина, такая, какой не бывает даже в самый безветренный штиль. Элиот больше ничего не говорил, а Энни просто не знала, что ответить, наверное, ей было сложно осмыслить сказанное Делонгом, а ещё сложнее принять. Принять то, что твой преподаватель по математике, который старше тебя на десять лет, одержим тобой, одержим даже не понятно в каком плане… Тем временем тишина всё же была нарушена, Энн начала говорить, по её лицу текли слёзы, так сильно, что даже при большом желании, она бы не смогла их остановить в тот момент, и с каждым словом слёз становилось всё больше и больше, как волн в разбушевавшемся море.

– Боже, Боже, Боже, сколько планов было, сколько планов, я хотела стать психологом, написать свою книгу… я так хотела… посмотреть третью часть Мира юрского периода, и ещё так много всего. За что? Почему именно я? Вокруг так много красивых девочек, а вы выбрали меня, самую никчёмную, заурядную, глупую. Я ведь даже, теорему Виета не знаю, не говоря уже о Ньютоне – Лейбнице, и вообще я скучная, неуравновешенная девушка. Пожалуйста развяжите меня, я обещаю, никому не скажу об этом инциденте. – Говорила Энн, поломанным дрожащим голосом, не успевая вытирать слёзы с глаз.

– Энн, милая, успокойся, я не покушаюсь на твои планы, как и на твою жизнь, я не маньяк, неужели ты не понимаешь? Мне это не нужно. У меня совершенно другие виды на тебя, совершенно другие!

– Раз вы не хотите причинить мне вред – развяжите. У меня очень болят запястья, очень. Я прошу вас! – Собрав всю свою волю и храбрость, громко сказала Энни Элиоту, и опять опустила голову вниз.

Опять настала тишина, холодный мерцающий свет, больше похожий на вспышки фотокамер, исходивший от лампы, урывками освещал комнату.

– Хорошо – Ответил Элиот и медленно начал развязывать Энни, смотря на неё чуть более мягче, нежели чем прежде.

– Спасибо, вот вы сейчас сказали, что имеете какие – то виды на меня, если честно, я не совсем понимаю какие, но если вы про любовные отношения, то простите, но у меня есть молодой человек. Поэтому вам лучше отпустить меня, у нас всё равно ничего не получится. Вы ведь и сами прекрасно это понимаете, правда, Мистер Делонг?

– Ты такая умная Энн, всё за всех решила… Может быть, тебе вообще стоило поступать в Академию экономики и права? А что пошла бы в думу, в депутаты или сразу в президенты баллотироваться, там такое любят. Ахах. А твой парень, как там его зовут? Люк. Просто обманывает тебя, два дня назад я видел его с одной рыжеволосой девицей в чёрном кожаном платье и на высоченных каблуках. Представь себе, он целовал её и явно это не был дружеский поцелуй.

– Вы врёте! Он не мог так со мной поступить! Он очень любит меня и дорожит нашими отношениями. Люк слишком хорошо воспитан для таких подлых поступков и у него нет знакомых, подходящих под ваше описание. Такая знакомая есть только у меня, и она моя сестра – Руби, с рыжим каре, и своеобразным стилем в одежде, но она – моя сестра, так что имейте ввиду.

– И что? Руби не может влюбится в парня родной сестры? У неё же тоже есть чувства и сердце, которому не прикажешь.

– Она мне не родная сестра, троюродная.

– Тем более.

– Но всё же, он не мог её целовать, просто не мог, не мог, не мог! (Захлёбываясь, слезами и ощущая, на языке эту удушающую горечь предательства, говорила Энни.).

– Мог.

– Если это – правда, скажите пожалуйста, как это было? Где вы видели их?

– У входа в ресторан «двадцать пятое измерение» на Луговой 5… Всё было так… (Сказал Элиот, после чего приблизился к Энн и резко, сжав, буквально, вывернув назад её левую руку, поцеловал свою студентку в губы, как положено, с языком и не только…

– Вы больной!? Что вы наделали? Повсюду кровь: моя рука, губы, одежда. За что? Это очень больно. Зачем вы вообще полезли меня целовать? Кто просил? … Ненавижу!