Александр Силецкий: «СОН В ЛЕТНЮЮ НОЧЬ»

«Ну, за каким рожном я летел на эту Землю?! Ну, за каким рожном я лез в университет? История театра, баловной эстет—философ… Конкурс—то какой был!.. Тьфу! Сидел бы лучше на своем Лигере―Столбовом. Женщины там есть. Гусаром стать можно. Схимником ― и подавно. Что еще? Нет, вот завалю экзамены, плюну на все ― и улечу домой. К маме».

Ривалдуй вздохнул и уселся на кровати, муторно уставясь в потолок.

Беда!..

А может, рано улетать?

Шекспира он, конечно, не читал, но ведь сдать—то ― можно! Не глупее же он остальных.

Тут вспыхнула лиловая почтовая лампочка, извещавшая о прибытии корреспонденции, запахло канцелярией, и в воздухе, в метре от пола, сложился искрящимися буквами текст молниеносной телеграммы.

« Отрока Ривалдуя, отпрыска Запсена, зовем зайти по делу в деканат. Срочно ».

Надпись растаяла, и Ривалдуй тихонько охнул. Деканата он боялся пуще смерти. Просто так его не вызывали никогда, но вечно ― по делам житейского разгула. Собственно, вначале его это даже радовало ― все же личность, себе на уме, гусар в науках и в быту, ― а потом частые наскоки начальства стали его раздражать. Он бы, конечно, угомонился, но…

Энергичный он был человек. Не зря его мама в детстве порола. Он вспомнил и прослезился. Потом встал, застегнул рубашку на все магнитопупки, потрогал подбитый сегодня утром левый глаз и, внезапно успокоившись, вышел в коридор. Не иначе, как из—за драки вызывают. А это ― пустяки. Дело привычное. Тут уж он знал, что говорить.

― Здрасьть! ― сказал он декану и, изобразив умиленье на лице, томно шаркнул ножкой.

Декан любил, чтоб было церемонно.

― А! ― вскричал тот, вспрыгивая навстречу Ривалдую, и парик с незабудками съехал ему на ухо. ― Рад видеть! ― гукнул он и кулачком подпихнул парик на место. ― Если я не ошибаюсь… Вы кто такой?

― Ривалдуй ― Запсена сын, студент с Лигера—Столбового. Как детишки?

― У меня детишек нет, ― сообщил декан уныло. ― Вы с какого факультета?

― С историко—театральной экспертизы! ― возликовал Ривалдуй. ― Театровед!

― Гигант? ― осведомился декан.

― Это я гигант, ― вдруг предупредительно выступил из—за шкафа пухленький маленький студент в очках. ― Пупель Еня. Тоже, знаете, со Столбового.

― Земляк! ― воскликнул Ривалдуй.

― Оставьте меня, ― ответил Пупель Еня и важно поправил очки в матерчатой оправе. ― Я наказан, но прошу меня ни с кем не путать.

― Ах ты, батюшки, беда: совсем забыл!.. ― всполошился декан. ― Девятый час человек в углу стоит. Не устал? ― заботливо поинтересовался он.

― Я же гигант… ― вздохнул Пупель Еня. ― Гигант полового бессилия… Между прочим, эти ваши наказания меня до гигантизма и довели. Где это видано, чтоб человек неделями из угла не вылезал?! У нас на Столбовом…

― Ты только не сердись, ― предупредил декан. ― А то я тоже рассержусь. И ― всё тогда… Вы понимаете, ― обернулся он к Ривалдую, ― студент темноты боится. А как же история театра, тьма веков?!. Вот я его в темный угол и ставлю, чтобы привыкал. А он сердится, говорит, что все равно боится. Тут уже сержусь и я. Ну, боишься все?

― Боюсь, ― пробасил гигант и заплакал. ― Я в космонавты уйду. Ну вас с этим театром.

― В космонавты… ― мечтательно повторил Ривалдуй.

― Инн—дэ? Вы тоже ― боитесь темноты? ― подозрительно спросил декан.

― Нет, ― с чувством отозвался Ривалдуй. ―Я боюсь завтрашнего экзамена.

― Вот для того—то я вас и позвал, ― со значеньем сообщил декан.

«Мать честная!.. ― подумал Ривалдуй. ― Значит, драка не при чем? Вот и влип…»

― Мы тут насчет мет о ды размышляли… ― начал декан. ― Как бы все поинтересней, как бы это, значит, так… О хронопрочешизме не слыхали?

― Нет, ― сознался Ривалдуй.

― Не беда! Теперь вы все узнаете! ― Голос декана начал крепнуть и потрясать. От охватившего его ораторского жара парик обвис и начал тлеть, отчего декан взвился еще сильнее. ― Великолепно? Да! Неоспоримо? Да! Вы думаете, это шутки—прибаутки? Нет! Это только начало!

― На меня с потолка летит. Потише, ― пожаловался из угла гигант Пупель Еня.

― Знаю, ― сухо отозвался декан, но притих.

Глядя на него, Ривалдуй вдруг ощутил смертельную тоску и пакостный зуд в кулаках. Однако он вовремя вспомнил, что мордобой с деканом экзаменов не отменяет, и потому лишь насупился и снова браво шаркнул ножкой. Декану это понравилось. Он чуток отхлебнул из граненого лафитничка и, добро заведя глаза, заворковал: