Юлиана Матвей - Выбор за нами

Наблюдать за развитием ребенка тоже не представлялось возможным. Фельдшер в поселке так и не прижился, а на поездки в город средств не хватало. Василиса ласково поглаживала живот, разговаривая с малышом, который активно двигался внутри. Она благодарила его за ответ на свои горькие размышления. Он жив! С ним все в порядке.

Сочувственным взглядом местные бабули провожали её. Порой угощали хлебом или стаканом коровьего молока. Не зная, как ответить на их доброту, девушка благодарила. Случай не заставил себя ждать. Соседке прописали уколы, а делать их в поселке было некому. Ездить в город каждый день неудобно. Урожай на грядках поспевал, нужно срочно собирать, солить, сушить, заниматься заготовками. Пожилая женщина плакала, жалуясь на тяжелую жизнь и невнимание детей Ольге. Проходя мимо, Василиса откликнулась:

− Я могу делать уколы.

− Три раза в день? – недоверчиво усмехнулась соседка.

− Конечно, − доброжелательно кивнула девушка.

− Когда начнешь? – все ещё сомневаясь, уточнила собеседница.

− Могу завтра утром подойти.

− Сколько потребуешь?

− Да вы что, Татьяна Петровна? Вы столько для меня делаете! Я просто вам помочь хотела, − заплакала Василиса. Слова соседки прозвучали для неё словно пощечина.

− Милая, прости меня. Я уже отвыкла от простых человеческих отношений. Дети приезжают, требуют денег, урожая, а в ответ ничего. Да и сколько разговоров вокруг о неблагодарности и зазнайстве молодых, что привыкаешь думать именно так, − женщина обняла плачущую, причитая и радуясь одновременно. Теперь она подкармливала её чаще. В доме молодоженов появились картошка, огурцы, помидоры. Митя ругался на отсутствие денег:

− Живешь, как в средние века, − работа в обмен на продукты. За работу берут плату. Мне деньги на бензин нужны. Надо работу искать. Огурцами твоими машину не заправишь!

Чувствуя себя виноватой, Василиса ниже опускала голову. Однако попросить у соседки оплату рублями не решалась. Уколы подходили к концу. Девушка терялась в догадках, как жить дальше. Экономия продуктов не помогала. Все, что она оставляла, Митя забирал, угощая друзей у трех березок.

Вечером, навещая Татьяну Петровну, Василиса почувствовала, как горькие слезы струятся по щекам. Последний укол ознаменовал начало голода. Нет, не хотела она повторения того томительно длящегося голодного месяца. Уверенность в Мите таяла с каждым днем. Она безумно жалела его, чувствуя свою вину. Его внутренний стержень сломился под тяжестью жизненных испытаний. Василиса же не желала сдаваться. Судьба научила её выживать в разных обстоятельствах. Её родители часто переезжали с одного места на другое, отказываясь от любого постоянства. Лиса появилась на свет в маленьком поселке в огромном родовом доме. Бабушки и дедушки окружали её, пока мама и папа искали смысл жизни. Страна разваливалась. Открылось окно в Европу, а вместе с ним повеял и ветер перемен. Молодые люди, лишенные твердой почвы под ногами, заметались, пытаясь найти свою стихию. Её родители отказались от стабильности, словно ветер, бродя по свету. Когда девочке исполнилось три года, они забрали её из ласковых бабушкиных рук. Покой и тишина деревенского дома сменилась бесконечной вереницей людей и мест пребывания. Летом они жили в лесу или в поселке, ближе к природе, получая от неё силу и вдохновение. Зимой перебирались в город. Отец продавал картины, а мама пела и играла в переходах и на улице. Жизнь мотала их по подвалам и коммуналкам. Однако, несмотря на ветреность родителей, чувство голода не было ей знакомо. Папа всегда заботился о том, чтобы жену и дочку накормить и тепло одеть. Как ему это удавалось, она не догадывалась.

В семь лет закончилась кочевая жизнь. О тех горьких днях сохранились только смутные воспоминания. Мама резко почувствовала себя плохо. Играя на гитаре в подземном переходе, она вдруг замолчала и прижалась к стене. Тело медленно оседало на каменный пол. Отец, стоящий неподалеку, бросил свои картины и подхватил её. Приехавшая скорая, осмотрев больную, положила её на носилки и увезла. Вместе с папой они смотрели вслед уезжающей машине. Лиса не плакала, боясь расстроить и без того поникшего отца. Он молча собрал картины и гитару, отвел её в комнату, которую они на тот момент снимали, а сам отправился к жене. Вернулся мужчина поздно, ещё более унылый и расстроенный. Девочка крепко прижалась к нему.

Их жизнь превратилась в страшный сгусток тишины. Ранним утром они молча собирались к маме в больницу, пешком шли в другой конец города, не замечая окружающего шума. Отец сжимал её маленькую ладошку, не отпуская ни на минуту. Шорохи, шепот и бесконечное ворчание больных не нарушали их тишины. В палате мужчина сидел рядом с мамой и смотрел на неё, не произнося ни слова. Их безмолвие было понятно только им. Казалось, вся жизнь проносится между двумя близкими людьми. Лиса на краешке стула замирала, боясь пошевелиться и нарушить общение между двумя любящими взрослыми.