Я просыпаюсь от шума, выхожу на террасу и вижу: справа от нас кто-то купил участок и взялся строить дом – небольшой, явно меньше нашего. Рабочие отбойными молотками ровняют скалистую поверхность для фундамента и террасы. Пыль столбом и невыносимый грохот.
Я звоню и жалуюсь Алексу, слышу в ответ:
– Хорошо, я поговорю с рабочими, чтобы с утра делали какую-нибудь другую работу.
– Что это значит?
– Это значит, что я строю себе дом по соседству. Согласись, это отличная идея – Лурдес будет близко к обоим родителям.
Следовало ожидать чего-то подобного от Алекса. Это совершенно в его духе, поэтому я даже особенно не удивилась и… обрадовалась! Да, я безумно обрадовалась, полагая, что теперь смогу видеть его чаще. Хотя бы это, хотя бы видеть. Ведь я… люблю его.
Стройка продвигается быстро – на всё уходит около трёх месяцев. Американские дома возводятся, вообще, очень скоро, ведь их не из камня строят, как у нас, а из готовых панелей, как конструктор. Алекс же возводит свои здания по собственным технологиям, где главное – экологичность, экономичность, эргономичность, поэтому в них много стекла. Дом Алекса получается не менее красивым, чем мой, но раза в три меньше и только с одной небольшой террасой – похоже, он не собирается устраивать у себя вечеринки. Ещё около месяца рабочие доделывают нюансы, и ещё пару недель – ландшафтные работы. Дом готов. Дом ждёт его. Но, где же он сам?
Я жду его приезда каждый день. Мне нужно видеть его. Хотя бы видеть. У меня уже давным-давно развилась стойкая зависимость, потребность в его лицезрении. Я испытываю к себе отвращение, потому что это как раз то, что он так ненавидел, не терпел, презирал. У него были свои странности, и это одна из них: однажды он мне признался, что чужие взгляды словно выпивают его, он физически страдает от разглядываний. И его по-настоящему интересуют только те люди, кто видит в нём личность, характер, его достижения, но не внешность. Он не понимал, что его красота – наркотик для других людей, и мужчин, и женщин: попробовав однажды, уже не можешь отказаться, испытываешь изнуряющую потребность, нестерпимый голод смотреть, впитывать глазами.
Мы практически не пересекаемся, совсем не видимся. Алекс приезжает к детям, только когда меня нет дома – для этого и попросил составить моё расписание и дать ему сразу же после моего возвращения из непутёвого бегства. Я каждое утро уезжаю на учёбу, а возвращаюсь после обеда, иногда ближе к вечеру.
Артём, ошалевший от внезапно обрушившегося на него достатка, даже и не думает работать, и это очень меня удручает, безнадёжно отвращает от него. Мои карточки при мне, счета больше не пополняются, но денег там скопилось за годы жизни с Алексом на триста лет сытой жизни вперёд. Я ими не пользуюсь принципиально, поэтому расходы на содержание моего гигантского дома и Эстелы Алекс оплачивает сам. Разворачивается непростая и какая-то плохо пахнущая ситуация, но я изменить ничего не могу, только уехать обратно, а эту глупость я уже совершала.
Сидя за барной стойкой на кухне, я обдумываю всё это и разглядываю новую мебель. Вообще, по возвращении я не узнала ни нашу столовую, ни спальню – они изменились: другая мебель, другие предметы интерьера, другая техника, исчезла панель с аквариумом, и вместо неё теперь ничего нет.
Как только в кухню входит Эстела, спрашиваю:
– Эстела, ты не знаешь, почему Алекс убрал аквариум?
– Знаю, – мнётся и недобро на меня поглядывает, не отрываясь от своих дел. Явно не хочет разговаривать.
– Так почему же?
– Он разбил его.
– Разбил?! Как он умудрился?
Отвернувшись, Эстела продолжает вынимать продукты из пакета, укладывает их на полки холодильника. На продукты и прочую дребедень она получает деньги тоже от Алекса.
– Эстела, почему ты не хочешь со мной разговаривать?
– Вам показалось, сеньора.
– Расскажи, как Алекс аквариум разбил.
– Он взял большой стул и разбил его, и всё остальное тут тоже разбил и сломал.
Я оторопеваю.
– Он был очень зол… я испугалась и спряталась в своей комнате. А он ещё наверху в спальне всё сломал. Я очень боялась, никогда раньше не видела его таким! Потом он вышел на террасу и подошёл к краю бассейна, – тут она отворачивается, трёт глаза, затем, вздохнув, продолжает. – Слишком близко к внешнему краю! Я испугалась и выбежала, взяла его за руку и попросила не делать этого! Это такой грех! Он плакал, он так плакал!
На меня будто упала бетонная плита и придавила так, что я совершенно потеряла способность соображать.
Читать дальше