Шея напрягается, щёки едва вспыхивают румянцем из-за… злости? О да, он более чем не в восторге от всей этой идеи с китайским и учёбой за границей. Его это бесит. Поэтому он даже не стал выбирать выражения. А я никак не поправила, хотя видела, как он с приподнятым уголком рта изучал меня, ждал реакции.
И не знаю, почему я это делаю, но я… беру и кладу свою ладонь на его сжатую, почти в кулак, кисть. Светло-зелёные глаза заглядывают в мои, полные удивления. Немного сжимаю руку.
– Да не переживай ты так. Я постараюсь тебе помочь, – мои голос полон ободряющих ноток, незаметно вибрирует. – Зато будешь жить в другой стране, да ещё в какой. Я всегда хотела жить где-нибудь в Токио или Сеуле, Гон Конге… Но меня занесло в Гранд-Айленд, сменила Монтану на Небраску, первую школу на вторую, хотя не планировала работать сразу после университета. А тут ты, моё «окно в Азию», как бы странно это не звучало.
Говорила я это с рукой на его руке, которую он тоже не одёрнул. Поняв это, резко отнимаю руку, прячу под стол, оставаясь невозмутимой, хотя чувство такое, будто их костра только что её вынула.
– Так что не стоит так убиваться из-за этого, – после секундного молчания продолжаю я, он разжал руку, постукивает пальцами по отполированному дереву, взгляд завис на собственной конечности. – Всё будет хорошо.
Нюд поднимает на меня взгляд в очередной раз, долго смотрит. Это заставляет меня улыбнуться и отвести глаза.
– Не смотри на меня так, – прошу я полушёпотом, ощущая неловкость.
– Почему? – тоном «А почему бы и нет?» спрашивает он, но я не могу подобрать ответа. Повисает молчание. – Просто, эм, вы не такая, как в школе. Вы… другая.
Издаю приглушённый смешок, открываю словарь, не глядя листаю, но всем своим слухом впитываю его слова:
– Да прям-таки.
– Да, – гнёт он своё, заставляя тем самым посмотреть на себя. – В том смысле, что, к примеру, вы мою маму видели? Так вот она из тех учителей, как и вы, которые лишь в школе кажутся такими неприступными, дома же они очень даже классные…
Это он мне сейчас в симпатии признался, что ли?
– …и есть такие, – продолжал он, – которые ни на секунду не дают себе расслабиться, всё время такие вредные снобы, циники и пи…
– Плохое слово на букву «п», угу, – поправляю я с тенью задора, который он замечает. В глазах что-то проносится. Радость?
– Да, плохое слово на букву «п» да и другие плохие слова. Знаю, что так делать нельзя, но вот мисс Бергер, историчка, такая заноза в заднице, вы уж простите, но иначе не скажешь, что от таких, как она, мы все воем, потому что даже шуток не понимает, когда же сама шутит, то всё какое-то плоское, отстойное, никто не смеётся, а она, видимо, от этого бесится, начинает трещать ещё более непонятно, на следующий урок даст письменную, ну а дальше вы поняли. Многие вообще думают, что учителя не люди, что вы не можете быть собой, носить что желаете, говорить и прочее. Типа вы роботы, у которых лишь две задачи: учить и ещё раз учить.
Замечая моё изумлённо-умилительное выражение лица, Нюд упирает локти в стол, скругляет позвоночник.
– Вот почему я смотрел так на вас, – договаривает он. – Сравнивал, размышлял.
– И какую оценку я заслуживаю? – решаюсь поддаться этой забавной беседе. Он улыбается, глаза, и без того миндалевидные, немного сужаются, на левой скуле возникает едва заметная полоска-ямочка.
– Ну-у, я знаю вас всего две недели, так что, эм, «четвёрки».
– Хм, спасибо, что «пощадил». – Цитирую я его слова, сказанные в классе. Ему нравится, что я запомнила. Улыбается во всю ширь, но смущённо, прячет лицо, глаза лихорадочно, словно заяц от волка, косят в сторону. Пряди волос падают на лоб, хочется протянуть руку и коснуться их, убрать, но – как я вообще об этом думать могу? – я не могу. – Ладно, ты сюда не болтать пришёл.
Он смотрит со словами «Вообще-то как раз да», и я досказываю:
– Разве что на китайском, но до этого ещё далеко. Мы ещё основные части иероглифов не выучили. Кстати, вот они, – указываю на предисловие в словаре: на бумаге напечатана таблица с базовыми элементами, из которых строятся слова. – Смотри, это как наши буквы, только в китайском процесс словообразования несколько иной.
– Он сложнее. Намного, – вклинивается он, бросаю на него взгляд. Он прослеживает за моей рукой, пальцем, парящим над бумагой. Следующий вопрос вновь отвлекает меня: – А почему именно китайский?
Моргаю пару раз, сбитая с толку.
– Так и не знаю. Просто всё остальное казалось банальным, однотипным. На русский я не решилась, а китайский как раз входил «в тренд», к тому же по сложности близок к русскому, так что скорее всего поэтому, – отвечаю на вопрос, едва вникнув в суть занятия. Я понимаю, ему интересно узнать обо мне, чтобы потом разболтать это друзьям, и часть меня даже считает, что все эти занятия – лишь предлог для родителей, утешение. Это могло быть вполне реальным, блестящим решением. – Но ты снова отвлёк меня.
Читать дальше