Татьяна Сальвони: Она просто сказала ДА. Роман

Пытаюсь себя оправдать, говоришь? Переложить ответственность на плечи других. Вероятно. Как-то жестко это. Не знаю. Да, во многом это мой выбор. Слушай, Юля, ты вот только не лезь в душу с этой ответственностью! Выбор у меня был, но его не было, одновременно! Понимаешь, о чем я!? Да какая травма? О какой травме ты все время талдычишь, чего ты ее ищешь? В таком ракурсе все мое детство – одна сплошная детская травма. Нет, просто жизнь обычных людей оказалась не для меня. Я же пробовала, пыталась. Я же все-таки пошла учиться, думала, что еще смогу войти в колею человека нормального.

Спустя какое-то время после той вечеринки начались лекции. Мама была очень рада за меня. Я сама снова почувствовала себя юной девочкой Настей с хвостиком, в джинсах и кроссовках. На нашем курсе были сплошь вчерашние выпускники прямо из школы, 17-летки. Рядом ними весь мой опыт и цинизм сбрасывался со счетов. Я обнулялась рядом со вчерашними школьниками, заряжаясь их детскостью.

Мажоров на нашем факультете было меньше, чем на других. Я ожидала, что попаду в среду золотой молодежи, а там оказалось огромное количество приезжих ребят из других городов, живущих по четверо в комнате общежития, исполненных мечтаний наивной юности и взахлеб читающих «Так говорил Заратустра» Ницше. А с каким умным видом они рассуждали о жизни, как страстно соглашались с философами.

– Вот спустился он с горы, со священным знанием, а люди его не приняли, не поняли и подняли на смех! – говорил за обедом Денис, однокурсник из Питера. Он поступил сам, без протекции, на бюджетное отделение, только за счет своего невероятного ума. – И я его понимаю, почему он разозлился и начал кричать на них! Ну тупые же они, не понимают и понимать ничего не хотят! Хотят лишь жрать, как свиньи и совокупляться!

– А по-моему, – отвечала я, – человек, у которого в наличии сокровенное знание, точно кричать ни на кого не будет. Я могу хоть на голове ходить вокруг стада баранов и объяснять им основы термодинамики. Они ж только проблеют что-нибудь в ответ.

– Ты споришь с Ницше? – он надо мной иронизировал. А я отвечала тем же тоном.

– Нет-нет, что ты, как можно спорить с Ницше?

– Еще как можно, ты молодец! Это показатель незаштампованного ума! А я ведь знаю, чего не хватало Ницше и почему у него всегда болела голова!

– Да ну! И почему же?

– Ему не хватало истинной живой веры, чтобы переварить собственную мудрость. Без веры любое знание – пустышка и головная боль. И кстати, насчет баранов… Ты же абсолютно права! Человек должен быть готов к истине. А пока его душа не готова, даже если он будет окружен истиной, то не заметит ее.

Наверное, я была в чем-то как Ницше. Мне уже не хватало веры в то, что я смогу переварить всю мудрость, преподаваемую на философском факультете. А может, я просто была не готова к познанию всех этих премудростей. Лекции стали казаться мне бесконечным пафосом и словоблудием, я уже не понимала ничего. Это все было уже не про жизнь, а просто вынос мозга. А еще – хорошее звуковое сопровождение для глубокого сна на задней парте.

– Можно я тебя провожу? – сказал как-то Денис.

Я заметила, что Денис давно уже не просто так смотрит на меня, а со смыслом. Делится со мной своими соображениями по поводу философов не просто так, а с далеко идущими планами. То есть, как сказала бы Марина, пускает в ход при виде привлекательной для него самки все свои ресурсы. Демонстрирует, что может дать. Мы как раз прошли теорию про мир вещей, мир людей и мир идей. А я тут же перевела это все на свою реальность. Вот парень из мира идей, обольщает своим умом. А некоторые мужчины из мира вещей зачем-то продолжают слать тебе на счет по сто тысяч, хотя по условиям контракта все кончено.

Еще из учебы запомнила цитату одну:

– Эммануил Кант в трактате «К вечному миру» предсказал объединение Европы в семью народов. Он сказал гениальную фразу: «Имей мужество пользоваться своим собственным умом! Таков девиз эпохи Просвещения!» – это вещал с кафедры седой профессор с трясущимися руками и подбородком. Колоритный персонаж! Он был настолько увлечен своей наукой, что казалось, вот-вот его настигнет семяизвержение. В своем монологе он постепенно ускорял ритм, голос становился выше, вот-вот, сейчас оно случится. Но вместо этого, на остром выдохе, он выдавал вдруг: «Да-да, именно так, мои дорогие!». И начинал с новой музыкальной строки. Хи-хи!