Анна Санникова - Портфолио не предлагать

– Почему у тебя оно такое странное? – шептала я.

– У тебя тоже, особенно для городской девчонки. – Так у нас бабушек кличут.

Я пожимала плечами. Не знаю, о чем думали мои родители, выбирая мне имя. Они ждали мальчика. А родилась я – Анисья. Сразу с темной завитушкой на лбу и длинными ресницами. Акушерка ещё в роддоме объявила меня красавицей. Но я так не считала, и каждый раз вздыхала, глядя в зеркало, пытаясь исправить восточный разрез глаз с помощью теней. О причудливых вопросах крови неплохо было бы спросить мою прабабушку, но она оставила без объяснений даже свою фамилию – Тернавская. Только сказала трем дочерям: “Девки, по возможности фамилию не меняйте!”. Одна ее дочь, внучка и правнучка пожелание исполнили.

Место, где мы познакомились, было в Коромысловке культовым. Сначала там стояла церковь. Большая и белая. С крестами, которые отражались на гладкой поверхности озера. Бабушка, когда была маленькой, мечтала в этой церкви венчаться. А в 30-е годы купола разрушили. Много лет спустя пристроили помещения – получился сельский клуб с большим холлом для дискотеки, кинозалом и библиотекой. По вечерам возле главных дверей клуба происходило все самое интересное – подъезжали парни на мотоциклах и производили неизгладимое впечатление на девчонок. А они в свою очередь сражали парней сиреневыми тенями, розовыми лосинами и челками, взбитыми и уложенными, как конский хвост. У меня не было таких бомбических средств. Зато я умела танцевать и показывать характер.

– Что сегодня с музыкой? Ничего путного! – как-то крикнула я в сторону диджейского «пульта» – парты и магнитофона «Романтика», подключенного к двум мощным колонкам.

– А что ты хочешь? – спросил высокий белобрысый парень.

– Ну хотя бы Си Си Кетч или Сабрину!

– Щас сделаем! – спокойно ответил он.

И я тут же забыла о нем под оглушительные ритмы хита «Boys», мигающие цветные огоньки сотворяли свою Вселенную, и я была где-то там, за горизонтом, пока не нарисовалось лицо белобрысого. Из-за громкой музыки пришлось читать по губам:

– Провожу тебя потом?

– А не заблудишься? – подтрунила я.

Он усмехнулся и исчез. А после дискотеки вынырнул из толпы и молча пошел рядом. Мы обменялись нашими странными именами и отправились навстречу звездному небу по дороге, где вместо асфальта лежала пыль тысячелетий.

А потом почти каждый вечер Гордей приезжал за мной на красном мотоцикле ИЖ «Юпитер-5». И когда мы мчались по дороге, деревенской или полевой, мое сердце замирало от восторга и страха. Ночной прохладный ветер трепал волосы, забирался под куртку, и я пряталась за широкой спиной Гордея, смыкая руки на твердом прессе. Звезды неслись за нами, и, казалось, ещё много и мы полетим, как влюбленные на картине Марка Шагала.

В тот день мы молча сидели на диване. Гордей чуть приобнял меня, и я положила голову ему на плечо.

– Я скоро уеду. Будешь писать?

– Буду, – кивнул он. – Думать о тебе тоже буду.

– А что будешь думать?

– Что ты Принцесса дождя… – Гордей улыбнулся одними глазами, большими и грустными. И опять замолчал.

«Ну вот и все, не нужно мне с тобою быть и день и ночь…», – пел Юра и казалось, предсказывал исход наших отношений. За стеной все громче ворочалась бабушка. А я думала, как меня угораздило влюбиться в деревенского увальня, из которого слова надо вытаскивать щипцами. Или мне просто нравилось, что он в меня влюблен? Хотя в этом я была не очень уверена. Нам по 16 лет. Мы жили за 160 километров друг от друга. Что хорошего из этого могло получиться? В начале 90-х годов XX века Советский Союз разваливался, а мы строили планы на вечную любовь, не подозревая, что стоим на палубе “Титаника”.

В письмах Гордей оказался более красноречивым. В корявых синих строчках между рассказами о спортзале, куда он ходил почти каждый вечер, я иногда находила нежные слова. Я их перечитывала и коллекционировала – Русалочка, Незабудка, Принцесса дождя, Королева сердца – в моей шкатулке скопилось не так много бусин. Гордей редко писал письма.

Замирая, я подходила к железному почтовому ящику, а сквозь дырочки на меня смотрела пустота. Иногда мне снилось, что из ящика в руки высыпался ворох писем, подписанных его корявым почерком. Оказывается, они просто застряли где-то на почте, вот в чем дело! В реальности же Гордей занимался чем-то другим. Ему было не до писем.

На коротких осенних каникулах я мчалась в Коромысловку. И Гордей, как ни чем не бывало, приходил, стучал в окно. И смотрел большими грустными глазами.