Анна Санникова - Портфолио не предлагать

– В понедельник приходи, будем принимать тебя на работу, – он вернулся за редакторский стол и уселся в кресло с высокой спинкой, будто спрятался в ракушку.

Перед ним лежал лист чуть больше альбомного, разлинованный на квадратики. В квадратиках были линии, стрелочки и заголовки. А за ним на стене висел портрет вождя мирового пролетариата В.И. Ленина, который читал газету «Правда». Если бы у Факелова вместо черной шевелюры была лысина, то сходство получилось бы почти стопроцентным. Взгляды на жизнь – комсомольско-пролетарские – тоже угадывались.

Сейчас портрет Ильича оказался закинутым на сервант в столовой редакции, и когда мы пили чай, он продолжал читать свою «Правду» и косился, будто укоряя, что зря тратим рабочее время. Вениамин Аркадьевич тоже корил нас за это и никогда сам не пил чай. Любил повторять: «Вот так всю страну и пропили!» Но, кажется, он перепутал напитки. Новое начальство чаепитие уважало, но в своем кабинете и гордом одиночестве.

Чайник вскипел и томно выдохнул, щелкнула и погасла красная кнопка. И тут же в двери показалась наконец-то улыбающаяся Соня. Она держала в руках кружку и два пакетика чая.

– По-любому у тебя нет!

– Угадала! Но есть пряники.

– Это хорошо. Хоть немного подсластим жизнь.

Она поставила кружку на салфетку и осмотрела длинный стол, покрытый клеенкой с подсолнухами. На нем опять стояли чьи-то чашки, оставленные после чаепития, и Соня начала ворчать. Порядок во всем был ее пунктиком.

– Я решила уволиться, – сказала я между прочим, открывая пакет с шоколадными пряниками.

Соня забыла про кружки, округлила глаза и села на стул.

– Вот это новости, прямо на первую полосу! – выдохнула она. – Ты хорошо подумала?

– Даже лучше, чем над статьей, которую собираюсь сегодня сдавать, – заверила я.

– Как скажешь об этом Алле? – пытала Соня. И все еще удивленно смотрела на меня.

– Не знаю, еще не придумала…

– Значит, решила все-таки уехать, – Соня вздохнула и предложила еще раз подумать, а главное – пока ничего не говорить новому редактору “Вятанской Нови” Алле Андреевне. Она точно обрадуется, а я могла пожалеть о своем решении. Ведь я умела только писать и сочинять истории. И давно уже забыла, как библиографы составляют каталоги.

– Слушай, а твой бывший попросился ко мне в друзья, ну, в этом, ВКонлайке, – сказала она, когда я уже уходила.

Странно, он обещал меня не беспокоить. А то, что Соня обязательно поведает о его шаге, и не сомневался. Внутренний голос подсказывал, что просто так бывший муж не исчезнет из моей жизни. Слишком причудливо переплелись наши контакты.

О нашей любви можно было написать роман, так говорили. Но мне казалось, что у нас как-то всё неправильно. Хотя разве любовь может быть неправильной? Оказалось, что может. Он делал всё не так. Долго думал. Молчал, когда я ждала ответа. И совсем-совсем меня не понимал.

Мы были с разных планет. И даже не с Марса и Венеры, нет. Пожалуй, он был с Юпитера – такой же большой и газообразный. Опереться на него было невозможно. А я была с Меркурия – маленькой юркой планеты, самой близкой к Солнцу. Она похожа на Луну, только внутри – большое и железное ядро. Перепады температуры на планете самые жестокие – от минус ста девяносто до плюс четырехсот градусов по Цельсию. В таком же диапазоне прыгали мои эмоции. Только успевай, оборачивайся. И он не успевал. Плыл по жизни – большой, спокойный и далекий от меня в своем газообразном состоянии. Какая уж тут любовь, тем более для книги. Проза жизни. И эта проза затягивала.

Его звали Гордей. Мы познакомились на деревенской дискотеке. Потом долго бродили по деревенским улицам. Потом оказалось, что это любовь. Он приходил, а чаще приезжал за мной в любую погоду. И это он постучал в окно бабушкиного дома тем дождливым вечером, когда я сидела на подоконнике. Много лет спустя я все так же ясно представляла эту картинку, будто пересматривала старый немой фильм с субтитрами.

Тогда мы впервые оказались вместе на старом кожаном диване со смешными откидными валиками под мелодию бешено популярной группы «Ласковый май». Небольшой квадратный магнитофон Гордей принес с собой под курткой, как запретный плод. Мы слушали его на самой низкой громкости, чтобы не разбудить бабушку. Но она ворочалась за стенкой и периодически покашливала. Эти звуки означали, что я сгорю в гиене огненной, ведь приличной девушке должно быть стыдно сидеть с парнем на диване. В её представлении – это прямой путь, ведущий ко греху. Бабушка зря волновалась. Дальше несмелых поцелуев под страдальческий голос Юры Шатунова дело не шло. Пока мягкие губы Гордея касались моей щеки, а нестерпимые мурашки бежали до пяток, я не выдерживала и начинала что-нибудь спрашивать, например, про имя.