Лилия Максимова - Вселенная вас услышала. Продолжение романа

Клементьева и Ерохина дружили давно, еще со школьных времен, когда учились в параллельных классах. Потом Ирка увязалась за Аней поступать в медицинский, потом тоже вышла замуж за врача. Олег и Василий легко поладили, особенно в тот период, когда после десятилетнего отсутствия, Клементьев вернулся в городскую клиническую и начал лихорадочно наверстывать упущенное время. Аня всегда знала, что в клинике эстетической медицины муж не навсегда. Как только на заработанные деньги удалось купить собственную квартиру, Олег уволился, хотя очередь к нему на операции была на полгода вперед. Он иногда возвращался на сложные случаи, но теперь основной специализацией была сосудистая хирургия. И он ни о чем не жалел. Аня тоже. Они оба работали, и любимое дело компенсировало просевший доход.

В дверь постучали, Аня машинально вытерла слезы и надела маску на лицо. Скорее по привычке, чем веря в ее волшебство. Ирка влетела в кабинет как ракета:

– У тебя никого? – огляделась она и спустила маску с левого уха.

Аня стянула свою:

– Через двадцать минут первая запись. Пришла пораньше, хотела Олега попросить к окну выйти, но он сказал, что сил нет. По телефону поговорили.

Ирка похлопала по плечу подругу, которая снова задумчиво уставилась на окна корпуса напротив.

– Уже знаешь, что они решили еще на неделю остаться? – Аня кивнула, и Ерохина покачала головой. – Думают, мы не догадались, что их 45 суток превратились в восемь недель потому, что оба на больничном провалялись. Еще и работали при этом! Теперь бухгалтерия не понимает, как им табель заполнять.

Ирина хорохорилась и шутила, стараясь забыть, как в течение этого самого больничного рыдала в кабинете главврача, умирая от страха за мужа. Теперь счастье переполняло ее, потому что… просто потому, что он живой !

Излучая оптимизм, Ерохина доверительно наклонилась к подруге:

– Мой-то, Ань, прикинь, у меня сегодня фотки «голые» попросил! – под удивленным взглядом собеседницы она прыснула. – Представляешь, сколько энергии у вернувшегося с того света человека? Он мне по вечерам такие сообщения строчит, что телефон краснеет! Я в первый раз в жизни пароль поставила, чтобы дети случайно не наткнулись.

Она прошлась по кабинету и заглянула за ширму.

– Можно я тут у тебя слегка пошалю? А то у меня медсестра сидит.

Не дожидаясь разрешения, Ерохина юркнула в укромное место и, расстегнув халат на груди, стала экспериментировать с ракурсом.

– А твой тебе что-нибудь пишет по ночам?

– Пишет, – тихо откликнулась Аня, не вдаваясь в подробности.

В первые недели отсутствия Олег действительно писал ей нежные глупости, потом заболел, и из их общения совсем ушла радость. Остались усталость, сложно сдерживаемое раздражение и отчаяние от никак не заканчивающейся разлуки.

– Лушина, вот ты как была дурой деревенской – так и осталась! – Люсьена оттолкнула кузину от окна сестринской, выходившего в больничный коридор, и закрыла жалюзи. – Уж почти год, как из твоей Ольховки тебя вытащили, а деревня из тебя все прет и прет! Чё ж ты на людей-то «в открытую» пялишься?

Даша обиделась:

– Это, между прочим, и твоя Ольховка, хоть ты и уехала из нее на два года раньше!

– Так ты ж еще и вернуться после медучилища туда умудрилась! – Лушина-старшая фыркнула и поправила кричаще-рыжую шевелюру, которая настырно выпирала из-под медицинской шапочки. – Ну как же? Сёмик твой там остался ненаглядный! И где сейчас твой Сёмик? Поматросил – и бросил! И ищи ветра в поле!

Она плюхнулась на табуретку и продолжила нарезать колбасу солидными ломтями. Потом положила один кусок на хлеб и выдала двоюродной сестре вместе с очередной порцией нотаций:

– Вот когда тебя жизнь чему-то здравому научит? Мама-учительница только говорить красиво и научила, а жизни – нет! А кто жизни научит? – Люсьена замерла в ожидании правильного ответа и, не дождавшись, ткнула себя в пышную грудь. – Я научу, детка, держись меня!

Светло-карие глаза Даши увлажнились:

– Я ж любила его, Люсь, понимаешь?

– Не Люсь, а Люсьена! – одернула Лушина младшую сестру. – Не зря ж мать моя, женщина, кучу романов заграничных перечитала, имя мне красивое выискивала! Люсьена я! Сколько можно говорить?

Она откусила огромный кусок от своего бутерброда и стала жевать, не прекращая рассуждать о высоких материях:

– А Семён твой – козел настоящий. Только и достоинств что рост два метра, бицуха прокачанная, да дядька на таможне, который помогал шмотки из Китая таскать! А сейчас граница прикрылась – и где твой Семён? Пффф – сдулся Семён! И больничку нашу деревенскую оптимизировали. Если бы не мама твоя, которая слезно молила тебя пристроить, и не Люся-спасительница, которая в городе уже три года трудится, так бы и сидела Дашка в деревне: брошенная и безработная!