Василий Вялый - Провинциальная хроника мужского тщеславия

«Охотничьи» – жутко крепкие сигареты, выдаваемые каждому защитнику Родины в количестве пятнадцати пачек на месяц. (Некурящие получали две пачки рафинада). Вольнонаемные немцы, работающие в воинской части, охотно покупали у солдат «термоядерное» курево, впрочем, как и хозяйственное мыло, обмундирование, бензин, солярку. Оружием тогда не торговали – любили Отечество и верили в идеалы социализма.

Выпили ещё. Грищенко порезал штык-ножом селедку и вытер лезвие тыльной стороной ладони, которую затем с удовольствием облизал. Селедка могла бы стать деликатесом, если бы не была столь обычна. Я с удовольствием закурил «Маrlboro», – вся концепция удовольствий и искусства зиждется на контрастах, – и посмотрел на постер обнаженной красавицы, прикрепленный к внутренней стороне шкафчика каптера. В моем взгляде, скорее всего, легко читалось ничем не прикрытое вожделение.

– Соскучился? – Бурилович кивнул в сторону грудастой жеманницы. – Могу организовать культпоход к подобной особи, – он затушил окурок о край пепельницы. – Блюменштрассе, 19, – побаловал разъяснениями ефрейтор. – Там живет очаровательная фройлен Эльза, девушка не очень тяжелого поведения. Стоит добавить, что мединструктор был замечен в притязаниях не только к отечественным женам офицерского состава, но и приударял, – по его рассказам, успешно, – за белокурыми веймарскими нимфами.

Вскоре мы достигли вершины опьянения, в котором у людей, как правило, отсутствуют границы здравого смысла и реализуются бредовые идеи. Нам же предложение Буриловича – идти к немецкой проститутке – казалось, если делом не обычным, то, во всяком случае, вполне реальным.

Через дыру в заборе, отполированную тысячами тел, таких же самовольщиков, мы покинули расположение части и по тропинке, ведущей к окраине города, нетвердой походкой устремились к заветной цели.

Мысль зайти в гаштет и выпить пива никому не показалась лишней.

С хмурым деланным равнодушием немногочисленные посетители заведения взирали на нас. Вообще-то местное население относилось к русским военным неплохо, но за холодной и пустой приветливостью скрывалась вполне реальная настороженность, ибо они знали то, что знать необходимо, проживая рядом с воинской частью. Народы, дважды схлестнувшиеся в беспощадной рубке мировых войн, на генетическом уровне не могут относиться друг к другу без опаски.

Бурилович подошел к стойке и заказал три кружки пива. Мы сели на удобные мягкие стулья и с наслаждением потягивали изысканно-горьковатый напиток. За соседним столиком неожиданно возник какой-то спор, и через некоторое время от группы дискутирующих к нам направился делегат. Традиционно полноватый бюргер на ломанном русском осведомился: сможет ли кто-либо из нас разрешить мучающий их вопрос – по силам ли доблестному русскому солдату выпить из горлышка, не отрываясь от оного, бутылку шнапса? Его друзья, – немец ткнул пухлой рукой в сторону своих приятелей, – якобы они слышали об этом, но лично он сильно сомневается. Слегка подвыпивший kamrad достал из кармана купюру в сто марок и продемонстрировал ее нашему взору, добавив, что это – приз.

Мы переглянулись. Грищенко медленно поднялся и, тщательно заправив гимнастерку в ремень, подошел к спорившим.

– Шоб тилько холодна була, – он тыльной стороной ладони прикоснулся к бутылке и удовлетворенно кивнул. Столик окружили все посетители гаштета и смотрели на экспериментатора с почтительным ужасом. Николай, окинув их снисходительным взглядом, отвинтил пробку, и огненная влага заклокотала в его горле. У заурядного (для русского) действия была отчаянная элегантность и своя ритуальная красота. Через десяток секунд он поставил пустую емкость на стол и, взяв обещанную награду, гордо вернулся на свое место. Восхищенные немцы зааплодировали триумфатору – эффект необыкновенного в обыкновенном.

– Ну и кто теперь тащить тебя будет? – спросил погрустневший мединструктор.

– Спокойно, – Грищенко отхлебнул пива, – и не стилько пили. – Он впервые за полтора года службы походил на человека довольного своей жизнью и даже не хотел спать. – Куда солдата не целуй – везде жопа. – Каптер был явно в ударе.

Мы вышли на улицу и закурили.

– Здесь где-то недалеко, – Бурилович вглядывался в нумерацию домов. – Блюменштрассе, 19, – повторил он адрес.

– «Ничь яка мисячна…» – вдруг загорланил украинскую песню каптерщик. Он был вызывающе пьян.

– Здравствуйте, девочки, – саркастически произнес мединструктор и, вдруг толкнув Николая в кусты, сам прыгнул следом за ним. – Патруль! – выкрикнул он приглушенно уже из-за укрытия.