Должностей у Юлианы Ивановны уйма, но она виртуозно справляется со всеми. Прежде всего, Краснополянская возглавляет методический центр эстетического воспитания молодежи.
– Ну, уж я научу их уму-разуму, – глаза ее загадочно сверкают.
Остается только догадываться, чему научит юную поросль моя прекрасная начальница…
О чем-то задумавшись, Юлиана Ивановна вертит в руках шариковую ручку. В ее длинных изящных пальцах, словно в лепестках хризантемы, порхает эта желтая ручка – шмель, собирающий нектар с дивной перламутровой кожи.
– Тебе что, Евгений, заняться нечем? – она ловит мой завороженный взгляд. – Приготовил бы мне кофе, что ли…
Что-либо делать лично для нее мое почти вожделенное занятие.
Есть у госпожи Краснополянской тайная и самозабвенная страсть – Юлиана Ивановна самодеятельный художник. Она тоже убеждена, что в человеке должно быть все прекрасно… Хотя содержание полотен моей очаровательной начальницы, мягко говоря, не всегда соответствует догматам великого классика. Она пренебрегает законами композиции, перспективы, цветового колорита или, скорее всего, не подозревает об их существовании. Хотя дело тут вовсе не в отсутствии образования, техники, а может и таланта. Главный критерий подобных картин, со слов автора – это состояние души. Наивность этих холстов, их неискушенность – качества, совершенно непригодные для жизни, бизнеса, но самому художнику работы приносят крайнее творческое удовлетворение. Очередной поклонник Краснополянской, искренне полагая, что изрекает изысканный комплимент, внимательно изучив полотна Юлианы Ивановны, вещает:
– Вот вы, такая начитанная, эрудированная женщина, блеск ума и красоты, и вдруг, – он пренебрежительно тычет пальцем в сторону картин, – и вдруг это…
– Понимаете, дорогой Иван, простите, кажется, Григорьевич, долгое время притворяться интеллектуалом очень трудно и вредно для мозгов, – парирует воспитатель юношества.
Краснополянская никогда не прислушивается ни к чьему мнению, говоря, что это господствующее заблуждение – придавать какое бы то ни было значение посторонним замечаниям.
Жизнь в методическом центре по эстетическому воспитанию молодежи текла своим чередом: Юлиана Ивановна блистала своей красотой и лубочной живописью, молодежь училась чему-нибудь и как-нибудь, а я верно и добросовестно служил в первых рядах работников отечественной культуры, безнадежно вздыхая о своей начальнице.
Поиск моделей и пейзажей для творца всегда считается одним из важнейших компонентов в изобразительном искусстве.
– Как мне осточертели эти унылые городские ландшафты, – частенько сокрушалась Юлиана Ивановна, – однообразные серые домики, одно море кругом, – тоном погибающего ямщика почти заголосила Краснополянская. – Ну не Айвазовский же я!
– А у меня дача в восемнадцати километрах от Геленджика, – вдруг брякнул я. – С голубятней, озеро невдалеке, – и покраснел от смущения.
– С голубятней, говоришь, – призадумалась начальница.
Старенький «Москвич» Юлианы Ивановны, поднимая клубы пыли, мчался по грунтовой дороге, словно танк перед крупным сражением.
Место действительно было красивым. Среди гор, на небольшом холме, изумрудном от молодняка сосенок, стоял деревянный домик моего давно усопшего деда, с возвышающейся над кровлей голубятней. Голуби, увидев меня, заворковали, засновали по насесту и, очевидно, от радости, взмыли в серо-голубое небо. Невдалеке виднелось небольшое озеро, почти полностью заросшее камышом. В принципе какая разница для художника примитивиста, какой перед ним пейзаж – седые пирамиды в долине Гизы, томное шуршанье олив Адриатики или заброшенный свинарник на юге Костромской губернии. Но замыслы! Кто поймет замыслы творца и надо ли их понимать?
Совершенно забыв о присутствии хозяина, Краснополянская, вооружившись этюдником, не удосужившись даже переодеться, устремилась на голубятню, откуда открывался хороший вид для этюда. Пошатнувшись от столь рьяного нашествия, ветхое сооружение все же выстояло, и миниатюрная художница, отмахиваясь этюдником от надоедливых птиц, уверенно продолжала свой путь наверх (в данном контексте не к славе). Насколько это возможно, она довольно целомудренно чертыхнулась, зацепившись колготками за торчащий из доски гвоздь (не верьте рекламе фирмы «Ле Ванте» о крепости ее продукции). Голубей собиралось все больше, создавалось впечатление, что их репатриировали с площадей Рима, Парижа, Лондона. Время от времени они своеобразно выражали свою радость, и вскоре черный костюм Юлианы Ивановны несколько изменил свой цвет.
Читать дальше