Ольга Есаулкова - Выбор Евы. Гастрольные истории. Любовь – тональность ля минор

При поддержке литературных курсов «Мастер текста»

Руководитель проекта: Александр Прокопович

Авторы:

Алексей Буцайло

Ольга Есаулкова

Ольга Замятина

Галина Капустина

Светлана Кривошлыкова

Вера Плауде

Дарина Стрельченко

Татьяна Терновская

Виктория Топоногова

Екатерина Трефилова

© Авторы, текст, 2021

© Юлия Межова, ил., 2021

© ООО «Издательство АСТ», 2021

Музыка – это, конечно же, про любовь. Нет, естественно, про смерть тоже. Даже немного про еду – иначе зачем же в ресторанах нужна была бы музыка, – но про любовь всё-таки больше.

Если посмотреть правде в глаза, то, пожалуй, даже про секс. Потому что для «про любовь» всё же требуется сюжет в развитии. Ну, скажем, как в опере «Евгений Онегин» в её развёрнутой форме. А ежели про секс, то это сцена письма в том виде, в каком её написал П. И. Чайковский. Потому что, извините, Сцена письма – это уже не про любовь, а про либидо.

Шикарный, широчайший пласт музыки именно «про это». Выбор – вопрос личных пристрастий, бэкграунда, воспоминаний и ассоциаций. То самое, что называется «любить ушами». И телом, кстати, тоже, потому что ритм в музыке – штука далеко не последняя.

Кто скажет, что танго или блюз не про секс?

А ария Далилы из оперы Сен-Санса не про эротику?

А «Песнь Шемаханской царицы» не про соблазн?..

И всё же по части концентрации эротизма в музыке, на мой взгляд, с огромным отрывом лидирует «Танец семи покрывал» из оперы Рихарда Штрауса «Саломея». Недаром эта опера была в свое время объявлена «безнравственным произведением».

И вот это «про любовь» подсознательно переносится и на музыкантов. Во-первых, потому что музыка – это искусство подсознательного и там только доктор Фрейд разберётся, что всколыхнуло самые сокровенные струны души слушателя – любимая мелодия песни или декольте певицы. А во-вторых, изумительная традиция романтиков середины XIX века, которые создали и затем всячески культивировали возвышенный и даже инфернальный образ музыканта как чего-то нездешнего, находящегося выше обычных земных забот, от одного взгляда которого дамы падали в обморок…

Или в объятья…

Вся эта духовная красота дополнялась кудрями самых разных размеров – тут уж что природа позволила, и дальше можно спокойно перечислять любимых кудрявых и любвеобильных романтиков – от Паганини, Листа, а потом и Лемешева, до наших современников, выдающихся, кстати, виолончелистов, таких, скажем, как Миша Майский или Александр Князев, я уже не говорю о припопсованных скрипачах вроде Андре Рьё.

Музыкант традиционно окружён флёром романтизма, особенно в той среде, которая нечасто видит музыкантов вблизи.

Самые восторженные взгляды мы ловили от официантов, когда квартетом играли баварскую музыку в пивном ресторане, и от ментов, когда уже после основной программы, посвящённой выпускникам-медалистам, играли для них «Мурку». Выпускникам-медалистам достался Вивальди и «Летите, голуби, летите».

Кстати, такого количества бисов, как от ментов, не припомню – они собирались вокруг нас из всех щелей, как будто на гастроли приехал Гамельнский крысолов.

Я уж не говорю о такой традиционной приманке, как сольное вокальное музицирование. Конечно же, девушка, поющая романс, при этом ещё и аккомпанирующая себе на фортепиано, имеет очень приличный гандикап перед своей сидящей в углу молчаливой подругой. Про юношу с гитарой могу даже и не рассказывать – на определённом этапе его шансы на продолжение рода в разы выше, чем у точно такого же юноши, но без гитары.

Независимо от того, желает он этого в демографическом смысле или его вполне удовлетворит сам процесс.

Правда, тут есть одна тонкость. Ведь что сделала Розина, услышав сладостную каватину Альмавивы? Сказала «ах!», душа её растаяла, а трепетная девичья натура деловито начала искать дальнейшие способы поиметь графа в полном объёме.

Иное дело, если бы она была профессиональным музыкантом. Здесь верх взяла бы музыкантская сущность, а не женская. Красавица просто схватила бы попавшийся под руку какой-нибудь горшок с подоконника и запустила им в несчастного любителя севильского шансона.

Не со зла. Рефлекторно.

В лучшем случае влюблённый граф успел бы спеть «Ecco ridente…». И всё. А что вы хотите? Ускорение свободного падения плюс стартовый импульс эмоциональной профессионалки (в хорошем музыкальном смысле этого слова) и всё – на булыжной мостовой Севильи графские развалины, смешанные с битой керамикой, грунтом и цветами. Извольте обводить мелом контуры.