Дело было даже не в словах. Интарс не любил Надежду. И он решился. Лучше быть одному.
Он молча принес ей чемодан, раскрыл его и коротко бросил: «Собирайся! Ты здесь больше не живешь!»
Он ушел в свою комнату. Он мог быть решительным, когда это было нужно. И своих решений не менял.
Надежда притихла. Она не поверила, что вот так в одну минуту можно просто так все закончить. Люди расстаются. Это бывает. Но только не с ней.
Но дверь в комнату Интарса была закрыта.
Делать было нечего. Надежда покидала в чемодан свои вещи, открыла дверь на лестницу, покатила чемодан к лифту.
«Ты еще пожалеешь обо всем!» – злые, колкие слова ударились в стену.
Интарс их уже не слышал. У него были надеты наушники. Он слушал музыку.
Дверь за Надеждой захлопнулась.
Интарс не жалел, что Надежда ушла. Он почувствовал, что стало легче. Можно вздохнуть полной грудью.
Он вышел на лоджию. Сверху он увидел, как Надежда садилась в такси. Но ни одна мышца не дрогнула на его лице, чтобы позвать ее обратно и вернуть.
Умерла так умерла! Не будет ее, будет другая. Подружку на ночь он всегда себе найдет. Было бы желание.
Вот только ее, Той Самой, Единственной, все не было. Сердце его молчало. Чувств не было. Девушкам он ничего не мог обещать и предложить, кроме уважения, дружбы и классного секса.
Интарс стоял на лоджии.
Ночь уже охватила весь город. На небе появились первые звезды. Он поднял голову, с удивлением посмотрел на них и оглянулся вокруг, словно проснулся от долгого сна и словно впервые все увидел.
Его сердце бешено заколотилось. Красота дивной ночи с прекрасными светилами наверху вдруг задели его за живое. У него вдруг открылись глаза.
Звездопад кружил над городом. Звездный дождь продолжал идти, будил все похороненные чувства внутри. Становилось легко и свободно.
Интарс чувствовал, что-то должно произойти. Даже, может быть, что-то хорошее. Они встретятся, и все будет хорошо.
Интарс закрыл лоджию, задвинул темные шторы.
Потом на своей светлой, уютной кухне он с удовольствием заварил себе вкусного чая с бергамотом. Он сделал свою фирменную яичницу с беконом, помидорами, тертым сыром с чесноком и зеленым укропом.
Интарс выложил яичницу на красивую тарелку, нарезал хлеб и с превеликим удовольствием, наслаждением и аппетитом все съел. Так сказать, откушал, оттрапезничал, несмотря на позднее время.
Затем он отправился в душ, встал под колючие струи бьющей сверху воды, попеременно меняя контрастность воды, поворачивая кран смесителя – то горячий, то холодный. Тело кололо, как иголками.
Постепенно его отпустило. Тело приходило в себя, начинало вибрировать на высоких частотах, начинало излучать гармонию, спокойствие и счастье.
Интарс поставил боевик со стрельбой и погоней, завалился на кровать под мягкое, пуховое одеяло.
Сон постепенно начинал окутывать его, погружать в сладкую негу. Приходили миражи, фантазии, грезы, красота и нереальные чувства.
Интарс увидел себя в какой-то незнакомой комнате. Он сидел на кровати рядом со спящей девушкой, смотрел на нее любящим взглядом, гладил по темным волосам, касался ее и нежно шептал на ухо: «Любовь моя, я так по тебе скучаю! Ты такая красивая, от тебя пахнет земляникой и шоколадом. Приходи, пожалуйста, быстрей!»
Звездный рассвет наступил как-то неожиданно быстро и незаметно. Одна за другой звезды начинали гаснуть. Небо светлело. Звезды уходили с небосклона, освобождая место солнечному Гелиосу. Тот уже с трудом сдерживал своих горячих коней, запряженных в колесницу, готовых рвануться вперед, открыть ворота в новый день.
Будильник звенел и гремел вовсю. Чтобы не проспать на службу, Интарс всегда заводил старый будильник, оставшийся от родителей и который так любила его мама.
Сами родители жили на даче, отдав квартиру в его полное распоряжение и предоставив парню самостоятельность и жизнь отдельно от них. Молодые должны жить отдельно.
Интарс ставил будильник в тарелку с мелкими монетами. Когда наступало нужное по часам время, будильник начинал свою работу. Он звенел и подпрыгивал так, что проснуться не мог даже спящий вечным, непробудным сном.
Интарс вскочил, собрался быстро, по-военному. Пока горит спичка, он уже был готов к труду и обороне.
Наступали его рабочие будни, его сутки.
Он захлопнул дверь, спустился на лифте со своего последнего этажа и вышел во двор.
Еще было очень рано. Моросил дождик. Было зябко и пасмурно.
Джип Чероки приветливо моргнул мокрыми фарами, приветствовал своего хозяина.
Читать дальше