Че медленно опускается на лавочку в конце набережной и надолго замолкает, глядя на синюю воду и белые постройки микрорайонов на другом берегу.
– Тем, извини, если оторвала от дел, но я хотела кое-что тебе рассказать… – вырывается из моего рта чужой голос. – Про Вику.
Че напрягается, поднимает на меня зеленые глаза, в которых загорается граничащая с помешательством надежда. Вот я и сделала это. Больно, но чувство, что так будет правильно, придает мне сил.
В пятом классе я нашла на улице полный денег бумажник. Их могло хватить и на кроссовки с огоньками в подошвах, которыми я грезила, и на беременную Барби, и на коробку энергетических батончиков. На хлеб, сосиски и молоко. На квартплату. Но я вернула кошелек потерявшей его тете, за что получила от нее похвалу и шоколадку, и впервые испытала то самое невероятное чувство собственной правоты.
«Так что давай, Че, лети!..»
– Все же есть что-то, чего я не знаю? – спрашивает он, и я в замешательстве сажусь на горячую поверхность скамейки.
– Да! Есть. Вообще-то она сказала перед отъездом, что… – Че пристально смотрит мне в глаза, будто намерен влезть прямо в душу и вывернуть ее в поисках ответа. Дух перехватывает, свет меркнет.
– Она сказала, что расстояние и время, так или иначе, все испортят. Мне кажется, она не права, – это все, на что у меня вдруг находятся совесть и силы, но я тут же спохватываюсь: – Напиши ей! Пожалуйста! Сегодня же напиши!
Че бледнеет от разочарования.
– Ясно. Знаешь, я много говорю, но часто – мимо. Но представь: кто-то уже срифмовал твои мысли так, как надо. Кто-то все сказал так, как сказал бы ты. Она это делала. С ней я забывался, отпускал ситуацию, не думал о плохом. Мы были вместе больше года, я думал, что у нас с ней одна душа. А теперь она несет бред про какие-то расстояния. Погано. На душе так погано!
Его фраза отдается болью в сердце: рифмы, мысли, совпадения, одна душа. Трогаю пальцами губы, чтобы не заплакать, молча смотрю на дальний берег, который кажется размытым сквозь раскаленный воздух.
– До свадьбы заживет.
– Что? – Че поднимается со скамейки и заслоняет осатаневшее от июльской жары светило.
Я перестаю грызть ноготь на правом мизинце и тушуюсь, задыхаюсь и почти умираю, но без всякого выражения мямлю:
– Это из нового:
До свадьбы заживет, не рана – пустяки.
Холодная слеза, отчаянья иголка.
Я – городская явь, совиная тоска,
Взлохмаченный никто с глазами волка.
Мне хорошо молчать. Хоть знаю много слов,
Но я скажу тебе: «Привет!», – и только.
Ты головой кивнешь. И я в карманах вдруг
Найду с десяток звезд, смешных и колких.
Какая ерунда: вот так стоять и быть,
И сплевывать свой мир себе под ноги.
Какая ерунда – замяться и неметь,
Вдыхая кислородные потоки.
А в городе моем бессильные дожди
Пустую руку смыслом наполняют.
И я стараюсь жить, и я учусь терпеть
Твой слишком яркий свет, под ним линяя…
Запрокинув голову, я разглядываю его лицо, ослепленная солнечными лучами.
– Ви не любит розовых соплей, но если ты скажешь ей что-то подобное, она оценит.
– Думаешь? – Че вдруг становится абсолютно счастливым. – Скинь мне этот стишок. Вечером я ей напишу. Она поймет, что расстояние и время ни черта не портят, потому что я все равно не могу без нее жить.
Спазм сжал горло, но я улыбаюсь:
– Без проблем. Удачи тебе! – Встаю с горячей скамейки, поправляю легкое платье, навсегда запоминаю последние секунды, проведенные рядом с Че, и ухожу. Сегодня я уйду первой и больше не вернусь.
Впереди душная бессонная ночь, одиночество, целая половина лета… Да о чем я? Впереди ведь целая жизнь.
– Солнце! – раздается за спиной знакомый всему городу голос, и я на миг застываю, но надежда не успевает наполнить душу своей отравой, потому что Че продолжает: – Спасибо тебе! За все! Если что-то будет нужно – напиши.
Не оборачиваюсь, только взмахиваю на прощание рукой. Я была здесь лишней – просто хотела увязаться за Че, чтобы попасть в его сказку, как когда-то увязалась за Ви. Не прокатило. И поделом. Пусть сейчас мне больно, но скоро станет легче.
* * *
Изнуряющий зной спал на закате. От бетонных стен исходит жар, как от деревенской печи. Они снова одинаковые и мрачные – от разноцветных рисунков и бунтарских надписей не осталось и следа: то был просто сон. А я теперь иду дальше и продолжаю верить в лучшее. Наяву.
В темноте у родного подъезда стою, запрокинув голову, и разглядываю окно кухни на третьем этаже – в нем горит уютный желтый свет. И не нужно выдумывать никакой сказки – она уже есть. Там мама, трезвая и тихая, жарит в масле творожные шарики по любимому рецепту из детства, поверхности старой мебели и утварь блестят как новые, а в темных углах прячутся мои добрые домовые. Как там сейчас хорошо!.. И я сломя голову бегу домой.
Читать дальше