Светлана Гребенникова - Мерцание зеркал старинных. Я рождена, чтобы стать свободной

– Так… – задумчиво произнесла я, уставившись в одну точку. Ты сейчас оттуда пришла?

– Да, барышня, как только надоело мне их охи-вздохи слушать, так я сразу к вам побежала…

– Дура ты! – со злости крикнула я.

– Почему же? – оторопела Анька.

– И не спрашивай меня, почему! – в сердцах бросила я. – Дура, и всё! Надо было дождаться и посмотреть, куда они направятся и чем их день окончится.

Тут дверь распахнулась, и в комнату зашел Федор. На лице его играла улыбка, а щёки были окрашены румянцем. Не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы понять, чем он недавно занимался: несколько прядей его челки прилипли ко лбу, а глаза с поволокой и заметно вздымающаяся грудь выдавали недавнее участие в любовных игрищах.

Он подошел к кровати и, нарочито беспокойно трогая мой лоб, спросил:

– Как ты себя чувствуешь, Наташа? Я смотрю, ты уже пришла в себя, и лоб твой холоден.

– Конечно! Он заледенел от таких потрясений.

– Ты о чем, душа моя? – и он зыркнул на Аньку.

Она тут же откланялась и выскочила, ее как ветром сдуло.

– Помоги-ка встать, Феденька.

Он протянул мне руку, и она была влажной и горячей. Еще не успела остыть после недавних волнений.

– Федь… А почему у тебя руки влажные?

– Да я, Наташа… боялся опоздать, спешил к тебе. Хотел пожелать спокойной ночи, торопился, пока не заснула, вот и преодолел лестничный пролет на одном дыхании.

Врал он, как ему казалось, умело. Видя его довольное лицо, я усмехнулась и ничего не ответила, а потом потихонечку поднялась с кровати.

– Федя, отведи меня к нашей дочери. Я хочу ее увидеть! И пусть никто, слышишь, никто не преграждает мне дорогу! Я уже могу ходить и хорошо себя чувствую. Надеюсь, так же хорошо себя чувствует и она. Ведь ты же можешь ее видеть? Я тоже хочу!

– Да, Наташа, если ты этого желаешь, мы отправимся прямо сейчас.

Он взял меня под руку, и мы тихонечко пошли к покоям своей дочери. Вместе с ней жили кормилица и девушки, которые следили за ее состоянием.

– Федь… А как там Дарья Леонидовна? Отбывать не собирается?

Краем глаза я видела, что он даже не поморщился.

– Знаешь, душенька, пока, вроде, нет. А что такое? Я думаю, ее твой папенька должен восвояси отправить… или какой сигнал к этому дать.

В его словах была логика.

– Твоя правда, должен он ей сигнал дать. И… обязательно даст, в очень скором времени.

Он остановился, сжал мой локоть и сказал:

– Наташа, я же говорю тебе: ничего не было… Не было!

– Не было, не было… Хорошо, я тебе верю. Не было… не было… не было… – бормотала я себе под нос. – Федь, – окликнула я его.

– Да, душа моя.

– А хочешь, я расскажу тебе, что той ночью было?

– Какой ночью? – опешил он.

– Ну, тогда, перед свадьбой.

Он на несколько минут задумался, потом вспомнил и поспешно произнес:

– Нет! Не хочу!

– А чего так?! Ну, слушай. Дело было так…

– Нет, нет и нет, – быстро произнес он. – Остановись! Пускай при тебе останется! Не хочу, чтобы твой светлый образ тускнел в моих глазах.

– Ах! Смотрите, какой ранимый, – усмехнулась я. – Не хочет, чтобы мой светлый образ…

За разговорами мы дошли до покоев нашей дочери. Я отворила дверь и прошла внутрь. Там стояла колыбель, возле которой склонилась какая-то женщина. Она тихонько покачивала люльку, а потом повернулась к нам и сказала:

– Приветствую вас, Наталья Дмитриевна.

– Вон! – коротко приказала я.

Она поклонилась и быстро вышла.

Подойдя к колыбели, я заглянула внутрь. Дочь… Там лежала моя дочь. И хочу отметить, что это была лишь моя дочь, я поняла это сразу, как только ее увидела. Она была невероятно похожа на своего отца… на молодого человека по имени Петр, с которым я имела неосторожность вступить в близкие отношения. Пусть я его совсем уже не помнила, но стоило мне бросить один только взгляд на личико своего ребенка, и я сразу смогла представить каждую черточку его лица. Софийка была так на него похожа… Своей кожей, которая буквально просвечивала, и волосами, которые у нее были светлые, почти невидимые. Она смешно морщила носик и чмокала пухленькими губками. Она выглядела настолько маленькой, что мне страшно было к ней даже прикоснуться, я не знала, как взять это хрупкое создание. «Господи, разве не чудо ты явил мне?! – в порыве нежности подумала я. – Эта крошка – моя дочь! Моя! И больше ничья!»

Я очень аккуратно подняла ее из колыбельки и прижала к себе, нежно поглаживая теплый сверток.

– Наконец-то я обнимаю тебя, София… Наконец-то я смотрю на тебя, моя маленькая девочка. Ну, здравствуй! Я твоя мама. Меня зовут Наташа.