Гай Маркос - Тун. Лето в розовом городе

Что произошло? Как я здесь оказалась? Вспомнить я не могла. Или не хотела. В одном сомнений не было: бесконечные попытки бежать вновь привели меня в клетку. Может быть, пришла пора смириться? Я вытянула руки поверх одеяла, как какая-нибудь набожная католичка из английских романов, и закрыла глаза. Мне хотелось лежать так вечно и в конце концов умереть. Но естественные потребности все же заставили меня вылезти из кровати.

Я заметила стул, на котором, видимо, кто-то сидел в ожидании, пока я проснусь. Кого-то действительно волновала моя жизнь? Или его заботу просто купили, как и все в этом доме? Подтянув к себе стул и опершись о высокую спинку, я кое-как встала. До ванной было примерно двадцать шагов, каждый из которых я проделала с упорством немощной старухи, не желающей уступать времени.

Еще немного, давай же! Дошла! Включив свет, я застыла перед зеркалом. В роскоши, достойной последней правящей династии, отражалось некое существо, и смотрело оно так, что моя душа вмиг покрылась льдом и пошла трещинами. Истощенное тело, ссадин ы и огромный синяк от бедра до колена я даже не заметила – мои пальцы тянулись к голове. Зеркало не обманывало – я была побрита налысо.

Я закричала и рухнула на холодный мрамор. Крик отдавался эхом и рвал на части горло. Это продолжалось до тех пор, пока у меня не пропал голос. В спальню ворвались люди и попытались поднять меня и уложить в постель. Где мои волосы?! Собрав последние силы, я вырвалась из рук огромного мужчины и в мгновение ока оказалась в ванной. Дверь захлопнулась перед его носом.

– Мариам, откройте! Отец приказал вас привести!

Свои слова он сопровождал настойчивыми ударами, но крепкое дерево и не думало поддаваться. Наконец все стихло.

Вернув себе отобранное одиночество, я разделась и включила воду. Раньше я любила разглядывать себя в зеркалах, мечтая о росте, которого не было, о формах, которые так и не появились. Сейчас же на меня отовсюду смотрела девочка, не имевшая со мной ничего общего. Она вызывала лишь жалость и отвращение. Я снова провела рукой по голове, напоминавшей шершавый кошачий язык. Новый поток слез побежал по щекам – я оплакивала утраченное сильнее, чем все, что случилось со мной прежде.

Я понимала, что люди за дверью вслушиваются в каждый шорох, свидетельствующий о том, что я еще жива. И при малейшем подозрении они снесут эту дверь.

Хватит с меня унижений. Я закрыла кран и перелезла через бортик ванны. Вода приняла мое тело, обещая смыть тревогу и усталость. Но я стала тереть себя щеткой, сдирая почти затянувшиеся раны и намеренно причиняя себе боль. Я остановилась, лишь когда заметила, что прозрачная вода окрасилась в бледно-розовый.

Мои внутренние демоны немного успокоились, и я замерла, уставившись на кран – единственный источник шума. Капля, на долю секунды задержавшись на ободке, падала в ванну с характерным звуком. Следом тут же собиралась следующая. Я наблюдала за тем, как в одно мгновение чистое безвозвратно растворяется в мутной воде.

Я медленно опускалась все ниже и ниже. Вода залилась в ноздри и уши, коснулась шрама на виске. Он напомнил о маленькой девочке… Ей было четыре. Мать болтала по телефону, оставив ребенка плескаться в ванне. Девочка звала ее, но тщетно. В попытке вылезти самостоятельно она поскользнулась и ударилась виском о белоснежный эмалированный край.

Весьма символичным стал бы мой выбор. Но не сегодня.

Я надела пижаму и открыла защелку именно в тот момент, когда охранник, потеряв терпение, со всей силы ударил в дверь. Меньше всего он ожидал увидеть мою лысую голову на уровне своей груди.

– Вас ждет Шах, – выдавил он.

Я видела, как напряжены остальные, словно над их головами медленно раскачивался топор, а жить им или нет – решать мне. Но я послушно проследовала в огромный кабинет, где любила прятаться полжизни назад. Столько лет прошло, а я все равно чувствовала себя среди этой роскоши маленькой и неприметной. За столом восседал он. Авторитет среди влиятельных людей диаспоры. Любовь и боль всей маминой жизни. Мой отец.

Всхлип возле стены заставил меня оторваться от разглядывания своих тапок.

– Мама?

С тех пор как она завела новую семью, родители делали вид, что их ничего не связывает. Мы не виделись месяцев десять, не меньше. Я хотела приблизиться, но мама остановила меня движением руки.

Отец кивнул, и конвой, который сопровождал меня, тут же скрылся за дверью. Тишину в комнате нарушал лишь слабый шум от процессора где-то под столом. Я переминалась с ноги на ногу, незаметно щипая ту, что больше пострадала. Боли я не чувствовала, хотя отчаянно этого хотела. Уж лучше боль, чем стыд.