Татьяна Иванько - МилЛЕниум. Повесть о настоящем. Том 4

– Ты так уверен?

Он встал, бледный и строгий, засовывает руки в карманы:

– Я предупредил. Ты поднял перчатку, теперь жди моего хода. Зря ты ссоришься со мной, Алексей Кириллович.

Я засмеялся:

– А то, что было бы? Ты отстал бы от Лёли? Лёлька против десятка вооружённых бандитов выстояла, не дрогнула ни на минуту, не испугалась и не попросила пощады. И ты думаешь, я окажусь жиже неё?

Он бледнеет ещё сильнее:

– Тебе будет хуже. Подумай, но недолго, Легостаев. Или мы пойдём и оформим всё как положено или… тогда тебе и пощады просить будет не у кого. Это мне нечего терять уже, если ты отобрал у меня всё. А ты у Бога любимчик, ты очень богато одарён. Терять очень больно.

– Ты не знаешь, как это больно… – сказал я прочувствованно. Что он знает о потерях? Кого он терял?! – Ты украл у меня, а я только вернул своё. И не отдам больше.

– Ну-ну, можешь уговаривать себя, – он усмехнулся. – Пока, спасибо за водку.

Едва захлопнулась за ним входная дверь, я вошёл в спальню, словно боялся, что Стерх, уходя, уже похитил что-то у меня… Нет, нет, Лёля подняла голову от кроватки, смотрит на меня огромными глазами.

– Ты… – она смотрит на меня, будто не видела давно. – Всё… всё нормально?

Я сел на край кровати:

– Ох, Лёля… что у нас нормально?

Не успел отвалить Стерх со своими угрозами, как приехали Вера Георгиевна и Лёлина мама. Они приехали навестить нас и помочь Лёле с малышом, но в первый же вечер, когда мы остались с Лёлей наедине, она заплакала и сказала:

– Хоть бы… хоть бы уехали поскорее со своими советами…

Я обнял её:

– Достали?

– Не представляешь… «Молока не хватает», «Надо по часам кормить», «Избалуешь на руках всё время», «С собой спать не вздумай класть – приспишь», «Воды давай», «Не надевай подгузник», «укропной воды дай»… если они останутся на неделю, я сойду с ума…

Я поцеловал её волосы, ресницы, я хочу добраться до губ, но она, не настроена ни на ласку, ни на меня, ни вообще ни на что… Я отступаю, чтобы подступиться позже, но всё то же… через пару дней я позвонил дяде Валере с мольбой приехать забрать мою тёщу и его тёщу обратно в Н-ск.

Он захохотал:

– Что, уже достали?

– Лёлька на пределе.

Он пообещал приехать на следующий день. Так и сделал, объяснив своё появление тем, что Ромашка скучает по маме. Ромашка молчал, хотя было ясно, что ему, почти девятилетнему уже третьекласснику не к лицу уже было хныкать по маме. Он подошёл к кроватке с Митей, вместе с отцом, заглянул внутрь и хмыкнул:

– И долго он такой… кукольный будет?

Отец, дядя Валера, приобнял его за плечи:

– Нет, Ромашка, это только им, – он кивнул на нас с Лёлей, – первый год будет казаться, что долго.

За те четыре дня, что в нашем доме пробыли Юлия и Вера Георгиевна, мы несколько раз оказывались с Юлией наедине. Но поговорить всё же несколько раз успели, и я удивился в который раз насколько Лёля мало похожа на мать. Во всём, в отношении к жизни, к работе, к детям, к мужчинам. Юля говорила много и охотно о себе, помня мою к ней любовь. Но это и я когда-то называл любовью. Пока не почувствовал в своей душе дыхания настоящего чувства, которым я жил теперь.

Я смотрел на Юлию и думал, как правильно, что судьба разделила нас с ней когда-то. Если бы не это, не было бы ни Алёши, ни Лёли. Не было бы Мити теперь. Именя не было бы. Был бы совсем другой человек. Может быть, мы с Юлией прожили бы счастливо всю жизнь, но… я не прозрел бы сердцем никогда. Свою теперешнюю несчастную, неразрешимую, мучительную любовь я не променял бы ни на какое тихое и спокойное, благополучное течение реки жизни. Собственно говоря, я отказался от него, когда разошёлся с Александрой. Вышел из этого русла и, оказавшись в бескрайнем непредсказуемом океане, куда он понесёт меня, утопит или выбросит на райский остров вновь, я не думал и не планировал. Я просто жил каждый день. Каждый час.

И всё же Юлия спросила в один из этих дней, что они провели у нас на «Суше»:

– Неужели ты, правда, ухлёстывал за Ленкой? Или это всё выдумали, когда разошлись они с Алёшей?

– Юля, у них такой костёр, что добавление бензина вроде соперников вообще взрывает всё вокруг, – усмехнулся я.

Юлия засмеялась, всё такая же красивая и даже смех, такой как раньше, уверенный, немного наглый, притягательный, как и взгляд, она знает, что хороша по-прежнему, даже лучше прежнего и эта уверенность делает её ещё привлекательнее:

– Ты стишки вместе с сыном не пописываешь теперь? Чей ребёнок-то? Мне мать так и не сказала. Ты-то знаешь?