Юлия Ковалькова - ~ А. Часть 2. Найти тебя

– Покойная Мария Альбертовна, как мне помнится, печь не особо умела, а у тебя прямо-таки страсть к сладкому.

Мария Альбертовна – это моя приемная мать.

– Бог его знает. В детском доме вроде неплохо пекли, – прожевав, нехотя отзываюсь я.

– Может быть, гены? – предполагает Андрей.

– Может и гены, – уже совсем неохотно соглашаюсь я и отодвигаю пирожное в сторону (вкус, если честно, так себе). – Слушай, я тут подумал, – беру в руки свой чай, – а ты не хочешь со мной в спортзал сходить? Пар заодно выпустишь. И кстати, в это время, – кошусь на часы, – в «Рублевском» народу мало.

– И как я туда, прости, попаду? – поднимает брови Литвин. – У меня абонемента нет.

– А мы купим тебе занятие. Хотя могу тебя в качестве своей девушки туда провести. Хочешь, возьму тебя за руку…

– Да иди ты, – Андрей слабо улыбается и, кажется, готов согласиться пойти со мной в спортзал, но тут, как на грех, пара за соседним столом поднимается. Отец заботливо надевает на девочку шубку, шапку, одевается сам и отвязывает от стула шарик. Вручает его девочке, та бережно берет шарик за блестящую красную нитку, другую ладошку подает отцу, и тот медленно ведет ее к выходу, подлаживаясь под ее маленькие шаги.

Андрей начинает неотвратимо мрачнеть.

– Так как насчет фитнес-центра? – быстро спрашиваю я, пока Литвин снова не скатился в свои мысли.

– Знаешь, если честно, то настроения нет, – наконец произносит он, не отрывая взгляда от мужчины и девочки, которые идут к двери.

– Ну и куда тогда поедем, ко мне домой? – откидываюсь на спинку стула. – Или, как два дурака, в кино пойдем?

Вместо того, чтобы улыбнуться, Литвин рассеянно пожимает плечами и переводит взгляд за окно.

– Знаешь, я в поликлинику лучше поеду, – угрюмо произносит он. – Посижу там, бумаги и справки разберу, а то руки ни до чего не доходят. Тебя только до дома подкину, и сразу же на работу поеду.

Судя по мрачному виду Литвина, отговаривать его бесполезно. Но поскольку кое в чем он, безусловно, прав (работа действительно лечит), то я подзываю официанта. Рассчитавшись, выходим из заведения. Я поднимаю воротник куртки, Литвин прикуривает и какими-то нервными, быстрыми рывками принимается чистить машину. Я смотрю на прохожих, перевожу взгляд на Андрея и думаю о том, что если я хоть кому-нибудь в жизни завидовал по-настоящему, то завидовал только ему. А он не понимает своего счастья: у него есть родители, Вероника, дочь, которая нежно его любит, и женщина, которая любит его до безумия.

– Поехали, – поворачивается ко мне Литвин. На обратной дороге беседа опять не клеится. Я пытаюсь завязать какой-то бесперспективный разговор, Литвин вяло отделывается междометиями, но, судя по тому, как ходят его желваки, меня ожидает взрыв.

И он случился.

– Спасибо, что подвез. Звони и приезжай ночевать, если что, – говорю я, когда машина Андрея тормозит у моего подъезда, и Литвин резко поворачивается ко мне.

– Я люблю ее, ты понимаешь?! – глядя в мои глаза, почти кричит он. Переводит взгляд на лобовое стекло и тихо, словно сам себе удивляясь, повторяет: – Я люблю ее…

– Ну так женись, – помедлив, отзываюсь я.

– Нет, – Литвин качает головой, – нет. Я не могу. Ты нас вообще вместе видел? Это же комедия: красавица и чудовище. – Литвин пытается рассмеяться, но его губы жалобно морщатся.

– Дурак ты, – врезал я ему от души.

– Почему? – ошарашенно моргает Андрей.

– Потому что. Всё, давай, – выхожу из машины, шагаю к подъеду. Уже взялся за ручку подъездной двери, когда мне в спину врезается тоскливый голос Андрея:

– Почему?

– Вот сам себе и ответь, – довольно злобно бросаю я из-за плеча и с грохотом захлопываю за собой тяжелую дверь подъезда.

Спустя пятнадцать минут я снова выхожу на улицу, но уже с сумкой через плечо. В сумке майка, спортивные брюки, кроссовки, в голове – полный сумбур, навеянный разговором с Андреем, утренним сном, сценой в кафе плюс тем фактом, что сам я залип на эстонке. И последнее злит меня, пожалуй, больше всего. Никак не могу отделаться от мысли, что я постоянно хочу ее видеть. Непреодолимая тяга позвонить ей, приехать, взять ее за руку, заглянуть ей в глаза и убедиться в том, что эта женщина испытывает что-то ко мне. Безумно и безнадежно… Переломить бы себя и набрать ей, но – что я ей скажу? «Привет, Саш, я хочу тебя видеть»? – «Зачем?» – непременно спросит она. Вот это-то «зачем?» меня и останавливает, потому что мой ответ должен означать, что я готов покаяться во всех грехах, забрать свою фразу о несерьезных и недлительных отношениях и предложить ей отношения с перспективой на будущее, но сначала, как нормальный, порядочный человек, выложить ей правду о себе. Всю. «Она поймет, она мальчика из детдома воспитывает…» Отлично, только ведь я – не мальчик, и меня совершенно не прельщает мысль, что я увижу в женских глазах жалость. Или, что еще хуже, брезгливую жалость.