Екатерина Косточкина - Венера. Дьявол тоже исполняет желания

Слово за слово, и мы так и провели целое утро за разговором. Венеру беспокоило состояние брата, и поэтому мы решили приготовить ужин, который часто готовила мама, включить новостной канал в папином стиле и вспомнить о том, какой мы были семьей. Вспомнить, что, как бы то ни было, у нас есть родители, пусть мы и не можем коснуться их. Но они в нашем сердце, и мы их любим.

Стемнело раньше обычного. Все было готово, но Эрик так и не приходил. Мы решили ждать его до девяти. И когда часы уже показывали восемь сорок пять, громко хлопнула дверь.

– Что здесь происходит? – грубо спросил брат. Он выглядел измученным и подавленным.

– Эрик, где ты был? – с тревогой в голосе спросила я.

– Там, где мы должны были быть оба – на могиле родителей. Но тебя там не было. Вместо этого ты, видимо, готовила всю эту мишуру, будто бы сегодня рождество. Это не праздник, глупая ты девчонка! – Он развернулся, вышел на улицу и подкурил сигарету.

– Прости меня, – с сожалением в голосе произнесла Венера. Взяла пальто и выбежала вслед за Эриком.

Тучи сгущались над нашим домом, и я уже не могла разглядеть Эрика и Венеру в окно. Наверное, их там уже и не было. Ужин остался на столе нетронутым. Я выключила телевизор и удалилась к себе в комнату. Эрик был таким злым и потерянным, что его образ не выходил у меня из головы. Я не понимала, почему он в очередной раз раскритиковал меня. Мне ведь и вправду это казалось отличной идеей. Ночью оставшиеся комнаты в доме пустовали. Я укуталась в теплое одеяло и уселась на любимом месте мамы. Дождь никак не утихал, как и мое сердце. Он бил по навесу барабанным грохотом и все больше нагонял беспокойство.

– Прошел ровно год с двадцать третьего мая. Мама, папа, я опять облажалась. Я так вас люблю, простите. Простите.

Прошло больше недели. Все вернулось на круги своя. Я ходила в институт. Брат не появлялся дома. Венеру я тоже больше не видела. Я не знаю, что произошло тем вечером между ними. Но могу взять на себя смелость сказать вам, что Венера больше не появится в нашем доме. Она не будет наполнять наше утро своим присутствием, сидя у окна на кухне с чашечкой ромашкового чая. Эрик больше не откроет свое сердце кому-либо. А со мной произойдет что-то более страшное. Я ощущала это. Я чувствовала, что это было неизбежно.

Вечером я не могла попасть в душ. Эрик был там уже слишком долго, и я начала сомневаться, что он вообще сегодня освободит помещение. Из ванной не доносилось ни звука, пока я не начала долбиться в дверь с очень злым настроем.

– Эрик! Черт тебя подери! Это уже не смешно. Открывай! – я была вне себя.

Спустя пару минут в ванной началось движение, и дверь открылась. Он вышел, ничего не объясняя, и прошел мимо.

– Как это понимать? Что за детские издевки? Ты живешь не один! Не наглей. – Эрик оглянулся на меня. Выражение его лица было таким, будто мой голос – это сирена, которая сигналит ему прямо в ухо.

– Успокойся, сестренка. Мир не крутится вокруг тебя. Если ты не заметила! Гх… Перестань портить мне жизнь. – Он выглядел паршиво. – Ты уже достаточно постаралась, превратив мою жизнь в ад!

– Эрик, что ты такое говоришь? Посмотри на себя. В кого ты превратился? Родители не хотели бы видеть сына в таком состоянии. Ты же явно пьян! – от него шел жуткий запах гнили и алкоголя.

– Родители? Ты смеешь говорить о родителях? Ты отвратительный человек, сестренка. Даже не пытайся убедить себя в чем-то другом. Ты лишила меня всего.

– Знаешь, отцу нужно было пороть тебя. Может тогда бы ты не был такой сволочью!

В момент, когда я договорила, на моей щеке образовался красный отпечаток. Я схватилась руками за лицо, искренне не понимая, как он мог позволить себе ударить меня.

– Вся моя жизнь разрушена из-за тебя. Прошу, уйди… Сгинь с глаз моих…

Я не понимаю, как близкие друг другу люди так просто говорят страшные вещи. Что за сила в этих словах, и почему от них так больно? Мне было так сложно оправиться от этой потери, и мне так хотелось, чтобы и Эрик смог пережить это. Но вместо благодарности он вышвыривает меня в самое начало и заставляет вновь переживать ту же боль.

Мне хотелось бежать, бежать быстро и неважно куда. Я выбежала из дома и направилась в сторону парка. Я шла и не оборачивалась. Я чувствовала себя ужасно, мне хотелось скрыться от всего мира, зажаться в темном уголке и больше ничего не чувствовать. Добравшись до парка, я села на скамейку и расплакалась. Слезы настолько наполняли мои глаза, что я, как и хотела, не видела ничего вокруг себя. Я много думала. Почему? Почему он винит меня? Я просто хотела быть хорошей дочерью для своих родителей. И мне тоже больно. Очень больно из-за их потери. Как он не понимает этого? И в какой-то момент, после жалкой истерики, меня настигло понимание того, что я не обязана что-то доказывать Эрику. Я не отчитываюсь перед ним за свои поступки. И то, что он винит меня в смерти родителей, это не что иное, как перенос эмоций. Это его проблема, и я не обязана ее решать.