Сейчас у Таньки у самой есть маленькая дочка Лапка. Ей четыре года, и они условились не иметь друг от друга даже самого маленького секретика. Вечером Танька честно рассказывает, как прошёл день в поисках работы. С работой в маленьком городе худо, потому что работодателям не нужна одинокая мама с дитём. А Лапка, в свою очередь, лепечет про садик, про стишок, про песочницу, про маленькую драчку из-за куклы. Про то, что она вырастет и женится на новеньком мальчике из группы…
Лапка тоже рисует не домики и цветочки, а волков. И тоже, когда стесняется, заворачивает винтом ножку вокруг ножки.
***
По телевизору фифа хвасталась своим дворцом. Зала величиной с футбольное поле, это для сумочек: красных и синих, чёрных и белых, блестящих и матовых, мягких и твёрдых, летних и зимних, выходных и будничных, кожаных и меховых, больших как баулы и маленьких как бумажники…
Вот ещё более огромная зала для туфель, все полки уставлены. Видите «лодочки», они из крокодиловой кожи… Больше половины остались ненадёванными, придётся выбрасывать: вышли из моды.
А в этой зале собраны магнитики со всего света – слабость хозяйки… А здесь косметика для ухода: взгляните, какие сияющие, нежные руки.
На Тётикатины руки смотреть страшно: кожа иссушённая, потрескавшаяся, вены повылазили… Всю жизнь работала на кирпичном заводе, садчиком (садила брикеты в печь). Тётя Катя критически, по-женски взглянула на фифу. Если той сдуть губки, грудь и задницу, отлепить ресницы и накладные волосы – останется пшик. Два килограмма штукатурки.
Эх, видели бы вы Катюшу тридцать лет назад. Фигура – ни один мужик взглядом не пропустит. Белая без пудры, алая как зорька без румян, золотоволосая без краски из коробочки. Гребни в волосах трещали и ломались – во какие волосы! Один всё её гриву сквозь пальцы пропускал: Лорелеей называл.
Тётя Катя выключила телевизор и пошла в супермаркет «Спрут». У супермаркета, конечно, была другая вывеска, но уж больно это название подходило к нему, опутавшему щупальцами их маленький город и в большую область. Всю страну опутавшему.
***
В «Спруте» был уценённый отдел, где продавали развесные продукты. Обрезки колбасы, крупу и сахар из прорванных упаковок, молоко из подтекающих пакетов.
Ранним утром их стояло всего четыре покупательницы. Одной взвешивали кулёк манки. Другая пялилась в витрину. Ещё одна девчонка возилась в углу с детской коляской, отцепляя авоську. Тётя Катя по праву встала третьей – за той, что рассматривала витрину.
Однако девчонка так не считала. Пискнула, задрав носик: «Я пришла раньше», – и попыталась вклиниться впереди тёти Кати. Не на ту напала. Тётя Катя родилась, поднаторела, закалилась как сталь в эпоху нерушимых советских очередей. Ха, реденькие жидкие очередёнки к нынешним кассам – это ж насмешка, жалкое подобие, пародия на железобетонное, монолитное километровое стояние за 2 кг колбасы по талону. Твоя грудь тесно упирается в спину впереди стоящего товарища. Твой пах, как единственно возможный пазл, входит в упругость его ягодиц.
Сзади прижимаются так же плотно, сопят, елозят, и что-то горячее и твёрдое упирается в пугливую, невинную девичью попу… Твои изгибы идеально вписываются в изгибы чужого тела. Да и какое оно чужое? Спаялись, сроднились, слились, срослись каждой впадинкой, выпуклостью. Я помню все твои трещинки. Как говорится, честные люди после такого обязаны жениться.
Люди делают шажок вперёд – и ты вместе с ними. Люди качнулись назад – и ты послушно повторяешь движение. Есть в этом что-то завораживающее, гипнотическое. Очередь издаёт мощный, неумолчный океанский гул, шевелится, волнуется, дышит единой грудью. Это единый живой организм.
Вот так, милая. Тётя Катя смерила взглядом девчонку и встала как можно плотнее к покупательнице впереди. Один – ноль.
Танька – это была она – уже хотела скромно пристроиться хвостиком. Но вспомнила покойную бабушку. «Будь упрямой, стой на своём. Добивайся, чего бы тебе ни стоило, даже в мелочах. Помни: маленький поступок сеет большую привычку».
Предавать бабушку? Ни за что! И Танька независимо, параллельно встала с вредной бабкой. Чтобы притупить её бдительность, озабоченно рассматривала что-то на полках, тянула цыплячью шейку, щурила глазёнки.
У девчонки была своя правда, своя логика: «Я пришла раньше». У тёти Кати – своя. «Пришла раньше, так занимай очередь, рисуй нумерок на ладони, стой твёрдо. Это святое».
Тем временем покупательница впереди шагнула к кассе – всего на доли секунды между нею и тётей Катей образовался зазор. Танька исхитрилась и змейкой юркнула в эту щель. Не полностью, но хоть тощим боком. Счёт: один – один! Хорошо, тётя Катя в последний момент успела выпятить живот и прищемить лазутчицу: врёшь, не пройдёшь.
Читать дальше