Лана Муар - Дикари не выбирают принцесс

– Ты под чем?

Его глаза сверлят, прожигают мозг. Пробую вырваться и сбежать обратно к тамтамам, но железная хватка слишком сильна для меня и я кричу первое, что приходит в голову:

– Дима! Дима!

– Он тебе дал? – парень жестоко поднимает мою голову, сжав подбородок пальцами.

Мне больно и смешно, а ещё хочется вдохнуть его запах.

– Бри сказала, что ты Демон, – хохочу ему в лицо. – Ты правда вкусный, Демон? Но я тебя не буду есть. Не хочу! Ты пахнешь, – притягиваю его к себе и вжавшись носом в шею жадно втягиваю носом запах, – вкуснее, чем Дима.

– Андрей, выволакивай эту шушеру на хер!

– Эй, урод, руки убрал!

– Дима! – я расплываюсь в улыбке, фокусируясь на лице Гордеева. – Понюхай его!

– Твоя? Забирай и улепетывай отсюда!

Демон грубо толкает меня и я лечу, словно воздушный шарик, не чувствуя рук и ног. Подношу к глазам свои пальцы, они так смешно шевелятся, а за спиной разворачивается какая-то потасовка. Зрение щелкает вспышками-слайдами. Бришка надевает на меня кроссовки, заразительно хихикая. Темнота. Яркий свет фонаря, гудящая толпа, стоящая плотным кольцом вокруг Демона и Гордеева. Оба что-то орут друг другу, Дима толкает Демона в грудь, показывая пальцем в мою сторону, а потом внезапно оказывается на земле, зажимая нос ладонью. Бри визжит от счастья, я тоже. Нас оттесняют все дальше от центра веселья, разворачивающегося со стремительностью цунами. Руки Демона мелькают то тут, то там, оставляя после себя пустоту, прореживая напирающих на него моих одногруппников. Я кричу, срывая голос, Бри заходится от смеха, когда рядом с вкусным Демоном возникает тот самый улыбчивый и неподкупный бармен и кто-то ещё. Драка – это, оказывается, так весело! Мне даже не жалко Гордеева. Я болею за Демона с разбитой губой. Он восхитителен в своем истинном обличии. Хочу потрогать его, ещё раз вдохнуть запах, но чьи-то руки тянут меня, увлекая все дальше и дальше. Злой, колючий взгляд впивается в самый центр головы, и в ней щелкает темнота.

Кусочки льда холодят пальцы, только я медленно перекладываю самые крупные из ведёрка в полотенце, а потом, прикладываю к голове, выдыхая со стоном облегчения. Справа раздается такой же – мы с Бри умираем, сгорая от стыда. Не знаю, как она, а я точно. Обе не помним каким образом вчера очутились дома, кто нас привез и уложил спать. Ничего не хочется вспоминать, да и в голове стоит такой треск, что любая попытка хоть о чем-то думать отзывается болезненным лязганьем. Будто внутри черепной коробки не мозг, а ржавый механизм, который вот-вот развалится. Нащупываю горлышко бутылки с водой, без слов передаю ее подруге, из следующей пью сама, проклиная и Бришку, и себя, и предстоящий разговор с родителями. Вряд ли они спустят произошедшее на тормозах. Сабрине, естественно, ничего не скажут. Она чокнутая, в чем теперь даже у меня не осталось сомнений, а мне надо придумать хоть какое-то оправдание. Господи, хоть бы это папа нас забрал. Он не будет на меня сильно ругаться и не даст этого сделать маме.

– Лизи, я сейчас умру…

– Ш-ш-ш!

Как я ее понимаю. От любого звука шестерёнки в голове лязгают, засыпая все вокруг себя острыми хлопьями ржавчины. Допиваю воду, роняю бутылку на пол, мимо коврика – синхронно стонем от звонкого удара стекла о паркет и другие бутылки.

– Ещё? – спрашиваю, морщась от собственного голоса.

– Угу.

Пальцы вновь погружаются в изрядно подтаявший лед, выискивая среди него спасительную воду. Пусто.

– Последние выпили, – шепчу, проводя мокрой ладонью по щекам.

– Ненавидишь меня?

– Да.

– И я, – Бри тяжело вздыхает, нащупывает мою ладонь и едва ощутимо сжимает. – Прости.

– Забыли, – в ответ шевелю пальцами. Подушечкой указательного пальца натыкаюсь на что-то шершавое, Бри болезненно стонет. Приоткрываю один глаз, поднимаю руку подруги и усмехаюсь, морщась от боли в висках. – Кажется ты вчера подралась.

– О-о-о, не помню. А ты?

Рассматриваю свои руки и дёргаю головой:

– Я нет.

– Хоть кто-то из нас нормальный.

А вот в этом я очень сомневаюсь. Моя нормальность закончилась в тот момент, когда я согласилась явиться на эту вечеринку. Будь она проклята.

Двери в комнату бесшумно открываются, лишь лёгкое шевеление задернутых наглухо штор выдает появление ещё одного человека. По шагам узнаю Алевтину – она умудряется даже на каблуках ходить так, что при всем желании не услышишь. Аккуратно забирает ведёрко со льдом, на его место ставит новое и подкатывает к кровати столик с завтраком.