Александра Нарин - Поцелуй у ног богини

За железными прутьями стояла, не двигаясь, корова с равнодушными глазами в меху ресниц. Слабый свет из дома лёг в бордовую жижу с клочками светлого мусора. Влажная ночь пропиталась дымом. Через решётку в комнату юркнула чёрная ящерка, побежала и замерла под потолком.

Мария свернулась на покрывале, пахнущем пылью, и стала ждать Амира. Он ходил в хаосе комнатушек, коридорчиков, лесенок и закутков дома, между перегородок, похожих для Марии на уличные. Она-то до этого жила в месте, где всё вычерчено по линейке, оклеено узорными обоями.

Пока за окнами поезда проносилась красная земля, звенели переполненные народом города, Мария с восторгом поглощала жизнь. Она радовалась короткому освобождению от утомительных обязанностей матери, избавлению от участи куклы мужа, у которой на встречах людей с ледяными глазами невыносимо болит улыбка.

Путь, захватывающий дух, с размаху врезался в стены Асансола, стало ясно – ничего из того, что она думала, не будет.

Внутри взвизгнул щенок. Прошлое утрачено, как какой-то предмет: книга или шарф. Её муж был уже с другой, с которой виделся и раньше. Дети ходили в школу под опекой бабушек. Перед отъездом на неё кричали, слова ударяли, как тупые ножи. Она не понимала своей вины перед искривлённой нервами толпой близких, когда каждая молекула в ней была безупречным кристаллом любви.

Нужно было скорее наладить новую жизнь, перевезти детей, найти школу. Всем им выучить язык. Дети схватывают быстро. Она сама готова делать всё, что угодно, подняться, действовать, учиться. Вместо этого её окружило безмолвие, громадное ничто, в котором нечему налаживаться и нечему гибнуть.

Щенок в душе тревожно поскуливал. Но она знала, что нужно переждать, к утру пройдёт: комочек наполнится теплом, станет частью живого.

Чёрная ящерица под потолком открывала свой вырезанный в голове рот с тонким языком, беззвучно говорила на хинди. Амир не приходил. Мария вслушивалась, как за стенами движется сотнеголовое, многорукое существо, оно рычит и фыркает, воет и поджигает, хочет сожрать самого себя.

Невидимыми нитками сшиты кварталы города: улыбками соседей, дружбой уличных ребятишек. Дети, как обезьянки, лазят по крышам в дома друзей, женщины просят у соседок то нитки, то муку. Люди разной веры не сторонятся друг друга, хотя недобрые силы учат их быть врагами. Напоминают при случае о кровавом шраме границы, проведённой на живой коже страны. Через эту границу во времена раскола проходили немые поезда, полные мертвецов. Сикхи и индуисты перебирались в независимую Индию и гибли, мусульмане стремились в Пакистан и умирали на дорогах. Стравленные братья затопили землю кровью.

Старшие в роду Амира не уехали с родной земли. Боялись выйти в опасный путь, где за любым камнем таилась смерть. В злые времена прятались то у соседей, то в джунглях. «Если они придут, облей себя керосином и подожги, – учила свою дочь прабабка Амира, – держи наготове спички, а не успеешь, так прыгай в колодец». Её страхи были не напрасны. Сотни женщин похитили, продали на фабрики, многие исчезли навечно под покровом другой веры и имени. После раскола прошло полвека. С каждым поколением рана срасталась плотней, но рубец ещё зиял.

Утром, на десять часов раньше, чем Мария с Амиром, в город приехали чужие, безумцы, желающие чистоты индуистской нации. Они приехали на драку возле пандала, чтобы стать маслом для асансолского огня.

Головы пришельцы обвязали оранжевыми повязками, они размахивали шафранными флагами, святого цвета матери-земли и ежедневного перерождения солнца. Они водрузили флаги на грузовики и покатились мимо медресе и лавок, разбрасывая унижение.

Из-за бесчестных оскорблений горячие ребята выбежали из домов, похватали бензин, арматуру, ножи и палки. Ринулись опрокидывать грузовики. Из других домов высыпались те, кому дорог флаг рыжего восхода. Началась неразбериха, крики. Первая кровь покапала на тротуар. Те, кто затеял заваруху, скрылись закоулками, а улицы к утру стали фронтом. Жгли лавки и мастерские, разбивали храмы в нишах зданий, ломали статуи Дурги и доброго слона Ганеши, ворвались в мечеть. Изнасиловали женщин с той и с другой стороны. Для планеты это была лишь мелкая драка на задворках, мир спал, не зная о ней. Для Асансола это была война.