Kompot - Злоба

Женщина аккуратно погладила колокольчик с ландышами и обратилась к нему:

– Здравствуй отец, в этом году ландыши потрясают своей красотой, а значит, мы будем вместе дольше, чем май.

Ребенок приподнял уголки губ, наклонил голову набок и смотрел на свою маму, решив что веселый праздник и звон колокольчиков продлится и июнь, а может и все лето. Но этот малыш внезапно переменился в лице.

– Ты не застал этот момент при жизни, но я обещаю, все будет иначе чем со мной. – Продолжала женщина достав из рукава фиолетовый цветок.

Ландыш…

Некогда теплый взгляд матери сменился на пристальный взгляд незнакомца, предлагающего конфетку. Но вместо конфетки она протягивала ландыш.

Мальчик попятился назад, за ним не шагала, а плыла женщина в фиолетовых одеждах. Она тряслась будто от смеха, но звука не было, даже камни не перекатывались у ее ног.

Колокольчики затихли в ожидании.

Лицо мальчишки залилось слезами, он пятился назад, округлив глаза. Фигура, приближаясь, наклоняла своё лицо и руку все ниже, пытаясь поравняться с ребенком.

– Мама – шепотом пробормотал мальчик. – Мама его нельзя трогать.

Ответа не последовало.

Мальчишка всхлипывая перебирал руками и ногами, раскидывая камни под собой.

Сама картина вокруг переменилась: потемнело, а деревья залило теплым светом. Да, таким же теплым, что и кровь в человеческих артериях. Светлячки горели тем же светом. Звезды перестали светить, сама луна зажмурилась от страха, не в силах видеть тьму этой ночи.

Спину мальчика обдало холодным ветерком, он же заставил колокольчики дать признаки жизни. После чего мальчик наткнулся на что-то столь же холодное.

Это была стена.

Ребенок вжался в каменный дом, отвернувшись от женщины. Надежда на то, что это всего лишь шутка была, но… У нее в руках ландыш.

Рука продолжила тянуть цветок, а не увидев нужной реакции, сама вложила в руку мальчика. Тот попробовал отдернуть ладонь, почувствовав холодные пальцы матери.

Ландыш был в его руке.

Фиолетовая фигура искривилась в неправильной улыбке, с огромной силой натянутой на безжизненное лицо, а после упала замертво.

Красная жидкость покрыла руку, в которой в данный момент лежал фиолетовый цветок.

– Мама!! – тихо кричал мальчик. – Мама! Мамочка! Мама…

Слезы престали быть слезами: красная жидкость покрыла лицо мальчика. Это была именно его кровь, она лилась из глаз и ушей, кожа на руке трескалась и заливалась кровью, но потом мальчик увидел колокольчики, весело звенящие у его маленького, трясущегося от страха тельца. Мальчик, заикаясь, пропел:

«Смотри на меня, да не дай руке волю,

Если смелости хватит меня сорвать

Ты почувствуешь голову в пчелином рою.

Тебе малыш надо знать,

Если смелости хватит меня сорвать,

Навсегда ты забудешь покой.

Тебе, малыш, давно пора засыпать,

Пока надо мной кружит рой»

В глазах темнело или на улице? Мозг перестал различать, то ли слезы, то ли кровь капали на усыпанную камнем тропу. Сад, как оказалось, уже пришел в свой привычный вид. Тело мальчика потяжелело. Рука, в которой лежал цветок опустела, но на месте ландыша была кровь, но уже не походящая на человеческую.

Мальчик и сам понял что что-то изменилось, но прежде чем он позволил мысли придти ему в голову, упал как и женщина в фиолетовых одеждах.

Майский цветок остался в крови ребенка, в его плоти, но пах совершенно другими ландышами: не как те, из которых родная мать делала прекрасные духи, а мерзко, словно самый отвратительный парфюм, созданный неумельцем.

Уже и не слышно было крики тех, кто остался в доме. На пару минут весь мир остановился и никого уже не существовало.

«Я совершенно потерял время и землю под ногами, один лишь запах цветка пробуждал во мне чувство, но это была боль, а не ощущение жизни. Я был напуган. Это чувство казалось знакомым: я точно чувствовал то же самое, когда спал, но это… Это было куда мрачнее и тяжелее любого кошмара. Я плохим зрением видел рядом самого любимого в моей шестилетней жизни человека – мою маму, и кровь под ней. Я помнил, что глаза её были пустыми, а руки холодными. Я не мог даже дышать» – такие строки напишет уже взрослый Павел в своем дневнике за неделю до кровопролития в церкви, а закончит огромное письмо фразой: «Я знаю как будет страшно, однажды ты простишь меня».

– Павел, я вот тут подумала, – начала Анна – твоя фамилия итальянская, но имя…

– Моя семья зародилась в Италии очень давно, и фамилия указывает на принадлежность к ней, даже если в семью приходит мужчина с другой фамилией, это он должен ее поменять, такова традиция. Наша семья уже и язык родной не помнит, а фамилия никак не поменялась. – Не дав возможность Анне закончить вопрос, ответил Павел.