Хармони Верна - Леонора. Девушка без прошлого

В повозке Нили с присвистом храпел под грудой одеял. Переход от изнурительного зноя к жестокому холоду был здесь таким же резким, как между светом и тьмой. А Ган приходил в оцепенение и от первого, и от второго.

Услышав его шаги, Нили проснулся и протер глаза.

– Как девочка?

– Хорошо. – И снова этот зудящий комок в горле.

Ган протянул ему корзинку с едой.

– Слава богу! – Нили схватил корзинку. – Я чертовски проголодался. – Он немного помолчал и спросил: – Хочешь, чтобы я правил верблюдами?

– Нет, мне спать не хочется. Отдохни до утра.

Нили с грудой одеял скрылся под тентом. Ган присвистнул и хлестнул верблюдов. Они сдвинулись с места, а в ушах его снова прозвучал голос Мирабель: «Вы спасли жизнь этой маленькой девочке». Он позволил этим словам многократным эхом повториться в сознании. Что-то проснулось внутри него. Вы спасли жизнь этой маленькой девочке … На губах его появилось подобие улыбки, поникшие плечи расправились, в теле радостно пульсировала жизнь. Повозка как раз проезжала мимо меблированных комнат. В комнате девочки горела лампа. Вы спасли жизнь этой маленькой девочке … Что-то в его душе, давно разрушенное и глубоко спрятанное, вдруг всплыло из тьмы и замерцало в отблесках этого света.

Проснулась она оттого, что было жарко, солнце пекло ей лицо. Но жар этот был другим. Он следовал за ней, прятался под одеяло и обжигал при каждом, даже самом незначительном движении. Да и место, где она находилась, тоже было другим. Тело ее лежало не на земле и корнях, а покоилось на мягких подушках, но стоило ей пошевелиться, как они превратились в битое стекло.

Она медленно открыла глаза, боясь яркого света, но оказалось, что щуриться незачем. Солнца вообще не было – только комната, не слишком светлая, не слишком темная. Девочка коснулась своей щеки и почувствовала резкую боль. Больше она ее не трогала.

Она провела рукой по гладкой белой простыне. Под покрывалом угадывались ее ноги. Здесь было окно с задернутыми занавесками. У стен стояла мебель, высокая и темная. Проснувшись окончательно, она лежала, чувствуя обжигающую боль и стараясь не шевелиться.

Дверь скрипнула, и на постель упал треугольник света. Светловолосая женщина бесшумно прошла по ковру и присела на край кровати.

– Как тебя зовут? – Не дождавшись ответа, она указала на себя. – Эльза. Меня зовут Эльза. Можешь повторить? Эль-за. – Ответа не последовало. Эльза провела рукой по белой простыне. – Ничего, все хорошо. Это придет. Со временем. Нужно время. – Слова ее напоминали тиканье стоявших рядом с кроватью часов.

Эльза осторожно протянула руку, и девочке захотелось крикнуть, чтобы она не прикасалась к ожогам. Но женщина только пригладила ей волосы и заправила их за ухо – прикосновение это было легче дуновения ветерка.

– Встанешь? – спросила Эльза. – Сможешь это сделать?

Девочка отбросила одеяло. На ней была ночная рубашка, доходившая почти до голых ступней. Она повернулась набок и, превозмогая жжение, опустила ноги на деревянный пол. Было больно, но не сравнить с болью на пылающем лице.

Эльза присела, и их лица оказались на одном уровне. Глаза женщины были влажными от слез, но не грустными – она улыбалась.

– Хорошо. Очень хорошо. – Она встала и протянула руку. – Пойдем-ка поедим.

Маленькая девочка ухватилась за протянутую руку. И не важно, что другая протянутая рука всего несколько дней назад привела ее к таким страданиям. Не важно, что эта бледная вытянутая рука, звавшая за собой, была ей не знакома. Девочка взялась за нее, потому что у нее не было выбора.

Ган превращался в сентиментального престарелого идиота. Прошло шесть месяцев с тех пор, как он нашел в пустыне маленькую девочку. И все шесть месяцев он, закрывая глаза, видел перед собой ее лицо, шесть месяцев у него перехватывало дыхание, когда он проезжал мимо одинокого эвкалипта. Ее образ не мучил его, как другие воспоминания, – это были словно мягкие крылышки бабочек, дарующие ощущение теплоты дневного ветерка. Но ее судьба тревожила его так же, как покалеченная нога, – тормозила, когда он пытался двигаться вперед. И он больше не мог откладывать поездку туда.

Когда Ган вернулся в Леонору, солнце напоминало огненный цветок с желтой сердцевиной и розовыми лепестками, вытянувшимися на запад и восток. Повозка остановилась. Ган слез на землю и протянул кучеру несколько бумажек. В животе было неспокойно, боль накатывала волнами. Он взял брезентовую сумку с новыми рубашками, которые приобрел специально для этого случая. Надо покончить с этим прямо сейчас и поскорее вернуться к привычным скалам и верблюдам, где нет места сантиментам и всяким чертовым бабочкам.