Екатерина Вайсфельд - Май

Возвращаясь домой из школы раньше сестры, Май бежал искать заветную кассету и магнитофон. Он жаждал музыки! Его трясло от нетерпения и воодушевления, когда он обыскивал Светины тайники. И, найдя клад, держа его в руках, как святыню, уходил в иной мир, словно наркоман, отдаваясь своей страсти, позволяя собою управлять, себя размягчать. Музыка, как скульптор, лепила его существо изнутри и снаружи, придавая новое лицо, наполняя новым содержимым, даря ему надежды, мечты, ограняя алмаз его души. Она становилась его религией, его богом, она подчиняла себе. И он навсегда лишился своей жизни: как любой творец, он готовился принадлежать всем сразу и никому лично.

И так подолгу Май лежал на кровати с закрытыми глазами, слушая песни и пребывая в невообразимом блаженстве. Не понимая ни единого слова, задался целью выучить иностранный язык. Но пока он не знал английского, бурное воображение подставляло свои аллегории. В одной песне мальчик видел себя волшебником, передвигавшим предметы силой мысли и энергией руки. В другой летал по крышам домов, сидел на высоких мостах, не страшась высоты. И рядом с ним была подружка – светловолосая девочка из шестого класса. Май не был с ней знаком, но ему нравилось встречать её в школьных коридорах.

Впервые он увидел Лену на Дне учителя, когда разглядывал фотографии на цветном ватмане, висевшем на стене, на котором старшеклассники нарисовали стенгазету. Вдруг краем глаза он заметил нечто прекрасное, что ворвалось в его поле зрения: бледно-розовые губки, золотистый локон на круглой щеке. Лена стояла рядом и тоже рассматривала школьные рисунки. Заметив настырный взгляд мальчика, она смутилась и убежала прочь. Удивлённый, Май отошёл к окну и, закрыв глаза, постарался воспроизвести её лицо: тёплое, золотисто-розоватое, наполненное светом. С тех пор Лена стала его платоническим другом. Он представлял, как они вместе гуляют по крышам домов, лазят по чердакам, сидят на мосту и смотрят на реку, вода в которой дрожит от солнечного света. «Вот было бы здорово показать ей всё, что я умею! И чтобы все видели и восхищались мной!» – зародилась в голове мальчика восторженная мысль. Но что это с ним? Откуда в его мир проникли другие? Это была первая попытка поделиться сокровенным. Началом выхода из заточения.

Когда с работы возвращалась сестра, которая к тому времени вместо учёбы в институте торговала на районном вещевом рынке, приманенная высокими заработками, она заставала брата за магнитофоном и устраивала ему нешуточную взбучку: «Ах ты, маленький сучонок, вредоносный паршивец! Сколько раз говорила не трогать мои вещи?!» Света хватала брата за волосы, собираясь наказать. Май в ответ отбивался ногами и убегал прятаться в туалет. «Ты ещё дерёшься, паскудник? Вот и сиди там, говнюк, пока мама не придёт!» – приговаривала сестра, выключая в туалете свет и запирая брата на щеколду снаружи. Так он и сидел в темноте, ожидая своей участи. Затем с работы приходила мать и лупила сына своей хлёсткой, натруженной от стирки в прачечной, рукой.

Тем не менее Мая записали в музыкальную школу. Она находилась в соседнем дворе и выглядела совершенно обычной: трёхэтажное здание песочного цвета, с большими окнами и тяжёлой парадной дверью, открыть которую без усилия мог не каждый взрослый. На первом этаже располагался холл с раздевалкой, чуть дальше по коридору – столовая, в отдельном крыле – детская библиотека, куда за книгами приходили учащиеся из других школ центрального района. На втором этаже выстроились кабинеты. Это были классы по сольфеджио, по игре на гитаре, баяне, фортепиано. На третьем – просторный актовый зал, в пустоте которого на паркетном полу стоял чёрный, потерявший свой былой блеск, старый рояль. По вечерам, после семи, в актовом зале занимались ребята из школы бального танца. Чуть пораньше – хоровая студия. В длинном коридоре второго этажа вместо привычных глазу школьника портретов с писателями, математиками и философами под мутными стёклами в ветхих деревянных рамах висели портреты композиторов. Седовласый, с густой шевелюрой, с крепким, тяжёлым взглядом, суровый на вид – Людвиг ван Бетховен. В двух шагах от него – полная противоположность: бледный молодой человек с аристократической внешностью, тонкий, изящный, озарённый внутренним светом – юный Моцарт. Май запомнил свои первые шаги в стенах этой школы, он запомнил эти портреты, эти лица и даже запах, наполняющий здание. Особенно класс, где учился игре на гитаре. В нём всегда был спёртый воздух, наполненный запахом пота и прокуренных вещей. И даже когда открывали окно, свежий ветер лишь на миг забирал этот дух, но потом всё возвращалось.