В этой тёмной колышащейся толпе, мучимой страхом и всё же пытающейся натужно веселиться, я сразу узнала её – не столько по экстравагантному бело-розовому костюму и смелой кружевной полумаске, сколько по гордой посадке головы, абсолютно исключающей любой намёк на страх и уныние. Райская Птица, такой она и была; высокий плюмаж из разноцветных перьев задорно покачивался в танце.
Я следила за ней с надеждой и страхом; ревность и опустошающее сознание её абсолютной власти над моей судьбой превращали в моих глазах эту и без того необычную женщину в нечто демоническое. Я с завистью и восторгом смотрела, как она бездумно меняет партнёров – одного за другим, в танце так же легко, как и в жизни.
И тут моё сердце рухнуло куда-то вниз: в окружающей толпе я увидела Исварка.
Я узнала бы его где и в чём угодно, даже если бы он натянул себе на голову холщовый мешок; но сейчас он даже и не думал скрываться. Он был в костюме Чёрного Козла; на железном обруче между рогами сверкал огромный рубин. Он не озирался, не смотрел по сторонам, но двигался сквозь толпу уверенно и целенаправленно, как будто заведомо знал, что найдёт то, что ищет. И так оно и вышло.
На моих глазах эти двое безошибочно отыскали друг друга в гомонящей массе и соединились в танце, как в любовной игре. Моментально они оказались будто бы наедине в этой огромной набитой потными телами зале. И я, глядя на них, поняла, что надежды больше нет – ибо даже в своих нелепых маскарадных костюмах они, оказавшись вместе, составили собою нечто цельное и гармонически прекрасное.
Я отпрянула назад: шаг, ещё шаг. Моё тело будто само ввинчивалось в толпу, стараясь спрятаться, скрыться, хоть я и понимала, что никто не собирается за мной гнаться. Меня тут же подхватил в танце один кавалер, затем другой. К счастью, я была неузнаваема. Это было ясно хотя бы по тому признаку, что Пиорок, ещё более похожий на себя в костюме Смерти, проплясал со мной несколько фигур, так и не успев угадать, спали мы с ним когда-нибудь или нет.
В иное время я всласть посмеялась бы над этим. Но сейчас даже комичное казалось мне важной, неотъемлемой частью жизни – и оттого страшно серьёзной. Впервые на своей памяти я танцевала, ведомая не чувственностью, а страхом: остановлюсь – встанет и моё сердце. Пока длилось это кружение, я была по крайней мере отвлечена – чем-то, почти не имевшим отношения к тем двоим.
Вот только ноги уже почти не держали меня. Может быть, поэтому в один прекрасный момент я не просто позволила очередному кавалеру вести, а повисла на нём всей своей тяжестью. К моему приятному удивлению, он не оттолкнул меня, не попятился в ужасе, а поддержал и почти понёс по зале, – что заставило меня, наконец-то, прийти в себя и обратить внимание на то, с кем же я, собственно, танцую.
Мой партнёр щеголял в костюме Аптекаря; лицо его, как и моё, было надёжно скрыто под маской. Зато он был довольно плотного телосложения, и я начала перебирать в уме всех своих знакомых, которые подпадали под эту характеристику. Тщетно: по здравом размышлении, это мог быть кто угодно.
Но оставался ещё голос, интонации, и, пока я перебирала в голове весь известный мне набор принятых в обществе тем для беседы, он вдруг заговорил сам:
– Кажется, вы понемногу приходите в себя. Не могу передать, как я этому рад.
Голос был мягкий, с бархатными нотками, как будто очень знакомый, и всё же я не узнавала.
– О да, – ответила я. – И благодарить за это я могу только вас, Аптекарь.
Он негромко рассмеялся.
– Как называется этот костюм? Дайте-ка я угадаю. Раненая Любовь?
– Раненая Душа. Но ваш вариант даже точнее.
– О, все мы в своё время страдали от несчастной любви. Поверьте, это не навсегда, даже если сейчас вам кажется иначе.
Его вкрадчивый голос приятно обволакивал меня, и мне вдруг показалось, что это и впрямь не так уж страшно.
– Если бы я мог предложить вам утешение…
– Но вы же не знаете, кто я, – с изумлением услышала я в своем голосе невесть когда проснувшееся кокетство. – А вдруг я безобразна?
– Я и впрямь не уверен, что знаю, кто вы, зато более чем уверен, что вы далеко не безобразны, Раненая Душа.
Я хотела возразить, что я-то в этом не могу быть уверена касательно его самого – но вдруг поняла, что это совершенно неважно.
– Да, – шепнула я, склонив голову на его плечо, – мне и вправду нужно утешение.
Он взял мою руку и прижал к губам – вернее, к тому месту, где были бы его губы, если б их не скрывала маска. Очевидно, он попросту забыл о ней; но прикосновение жёстких искусственных губ внезапно обожгло меня такой необычностью чувственного ощущения, что, вместо того, чтобы рассмеяться, я испугалась.
Читать дальше