Морвейн Ветер - Не верь, не бойся, не проси. Книга 2

– Отсоси, – приказал он так же коротко.

Янка приблизилась к нему и опустилась на колени между раздвинутых ног. Развязала пояс халата, но приступать к делу не спешила.

Она гладила его бёдра, скользя пальцами близко-близко от застарелой раны, которая всё ещё продолжала ныть по ночам.

Запечатлела мягкий поцелуй рядом с оставшимся на её месте шрамом, прильнула на секунду щекой и потёрлась, как котёнок.

Сосать ей явно не хотелось, так что Яр решил помочь.

Он опустил руку девушке на затылок. На секунду замер, просто наслаждаясь шелковистой мягкостью её волос. Они у Янки были такими же длинными, как и два года назад, даже, может быть, стали чуточку длинней. Иногда Яру хотелось пройтись по ним рукой, потому что просто прикасаться к ним было приятно, но он останавливал себя, не давая поддаться слабости.

В следующую секунду он надавил на затылок девушки, заставляя уткнуться носом себе в пах. Губы Яны открылись, впуская член. Язык принялся работать, выписывая зигзаги вдоль ствола и поглаживая головку. Глаза Янки были открыты. Они снова стали голубыми и чистыми, как у святой, и смотрели в самую глубину Яриковых глаз.

Это разозлило Яра ещё сильнее, и он качнул бёдрами, толкаясь глубже, проникая в самое горло, так же послушно открывающееся ему, как только что открывались губы.

В голове с новой силой замелькали образы этих же губ на чужом члене, этого затылка, мелькающего между ног Хамелёва. Яр прижал Янку к паху, заставляя задохнуться, а потом так же резко потянул за волосы, оттаскивая назад.

– Шлюха! – выплюнул он.

Когда семя брызнуло из его члена, Янка попыталась податься вперёд, поймать его губами, но Яр не позволил. Его рука твёрдо держала Янку за волосы, а сам он наблюдал, как сперма заливает её холёное лицо, и ему становилось легче – с каждой каплей, с каждым миллиметром гаснущей красоты.

– Это всё? – спросила Яна, когда струя иссякла.

Раньше, когда всё только начиналось, она сама приникала к его члену, стараясь вылизать остатки. Теперь это нужно было приказывать, а Яру стало вдруг невыносимо противно от этих приказов.

– Убирайся! – бросил он и так же, за волосы, отшвырнул Яну прочь.

Она не упала. Спружинила мягко, как кошка, поднялась на ноги и вышла за дверь. Только в коридоре она вытерла лицо полой рубашки.

Вернувшись к себе, долго не могла уснуть, как не могла уснуть и до того, как её вызвал Ярослав.

Он крутилась в темноте почти до самого утра, а потом, когда стрелка часов оглушительно щёлкнула, становясь на цифру «шесть», встала. Достала из тумбочки тетрадь, исписанную до середины, и ручку. Подошла к подоконнику, села и, пристроив тетрадь на коленях, принялась писать.

«1 января 1995 года. Наш третий Новый год.

Я всё время думаю: где же мы свернули не туда? Потому что я вижу, что Яру так же больно, как и мне. И, несмотря на то, что я вижу эту боль, всё равно не могу его понять.

С ним никогда не было легко. Но я поняла, что люблю его – наверное, уже тогда, когда увидела в первый раз. Когда он приехал в наш дом.

С тех пор для меня не изменилось ничего, а раз так – наверное, не изменится уже никогда. Что бы он ни делал со мной, моя любовь не становится слабей. Это – как болезнь, от которой мне не вылечиться никак.

И, что самое страшное, я чувствую, что он тоже любит меня. Я не знаю, откуда у меня эта уверенность. Если бы не она, я бы давно уже не выдержала и покончила с собой, потому что жить так, как я живу сейчас, нет никакого смысла.

Я начинаю ненавидеть людей – всех, кто касался меня, видел меня и знает, чем я стала.

Яр прав: я просто шлюха, даже если когда-то это и было не так. Но я сама выбрала то, кем стала. Если подумать, я, наверное, выбрала бы это снова, если бы это приблизило меня к нему.

Ирония в том, что ближе мы так и не стали, и я уже не знаю, станем ли когда-нибудь.

Каждый раз, когда меня касаются чьи-то руки, я представляю, что это руки Яра. Иногда у меня почти выходит поверить, особенно, если настоящий Яр не смотрит на меня с презрением из другого угла. Когда он смотрит, это больнее всего.

Иногда я думаю, что Яр ненавидит меня так же сильно, как я люблю его. В такие минуты мне хочется умереть, потому что всё, что я делала и делаю, теряет смысл. А потом он даёт мне надежду, и мне снова приходится жить. Рядом с ним и в то же время далеко от него».

– Я сожалею о том, что случилось с вашим отцом.

Яр скользнул рукой вдоль бока Яны, сидевшей на подлокотнике его кресла.

Близость Яны придавала ему уверенности. Когда тела Яны не было у него в руках, Яру казалось, что он и сам лишился руки.