Елена Макарова - Алмаз. Книга вторая

– Ты злишься? – не видя его лица, не понимала, какие чувства он испытывает.

– Нет, – коротко ответил. – Почему я должен злиться?

– Потому что у меня есть…был… от тебя секрет, – разглядывала серую мощеную дорожку у себя под ногами.

– Я скорее расстроен этим фактом, – и по ровному тону его голоса, слышала, что он говорит правду, – но не зол.

«Собачка» молнии с характерным жужжанием достигла ворота куртки, и наши с Костей взгляды встретились. Не представляю, что сейчас отражалось в моих глазах, скорей всего тревога, но в его – немой вопрос: что же именно я скрываю?

– Боялась и сейчас боюсь, что ты разочаруешься во мне, как только всё узнаешь, – не заметила, как щеки стали влажными.

– Откуда такие мысли? – его пальцы казались обжигающе горячим, когда он вытер слезы с моего похолодевшего от ветра лица.

– Потому что это не какая-нибудь ерунда вроде школьного романа, а… – не могла произнести вслух это страшное слово.

– А что? – не выдержал Костя напряженного молчания.

– Убийство, – едва слышно прошептала. – Я убила человека.

***

Мы стояли в противоположных углах беседки.

– Мне было тогда семнадцать, – нервно теребила в руках пожелтевший кленовый листок, безжалостно заламывая его во все стороны. – Сейчас вспоминаю себя ту, и понимаю, какой же глупой была. Даже не наивной, просто идиоткой. – Конечно, это не служило мне оправданием, но хотела, чтобы Костя понял, чем я жила тогда и каких ценностей придерживалась. – Никита Копылов был звездой школы, душой любой компании, ну а девчонки просто млели от него. Еще он славился самыми отвязными вечеринками. Никто не знал, где и когда будет следующая, пока за несколько часов до ее начала ты не получал смс с приглашением. А приглашали не каждого. Все мечтали туда попасть, и я в том числе. И вот однажды это произошло, меня удостоили чести. Сейчас смешно, а тогда я действительно считала это чем-то грандиозным. – Воспоминания чередой проносились перед глазами, оставляя на языке горький привкус сожаления. – Ты уже знаком с моим братом, который в некотором отношении просто копия нашего отца, чтобы представить, что мне можно было даже не мечтать получить разрешение на эту вечеринку. «Нечего тебе связываться с таким охламоном, как Капылов», – процитировала отца, стараясь подражать его строгому тону.

На мгновение подняла глаза на Костю: облокотившись на перила беседки, он запустил руки в карманы куртки и с хмурым взглядом внимательно слушал меня.

Как же хотелось узнать, что сейчас творится в его голове?

– И насколько я тебя знаю, ты, конечно же, сбежала, – догадался Костя.

Хотелось улыбнуться тому, как хорошо он успел узнать меня, но сейчас было не время предаваться романтике.

– Бессовестно соврала родителям и поздним вечером улизнула из дома. – Как же я потом раскаивалась и сожалела о лжи и этой своей бунтарской выходки. – Моя мечта сбылась, и я была безумна счастлива. Все шло просто отлично до тех пор, пока не объявился папа. Это был позор столетия: приехал на полицейской машине, с мигалками, в униформе. Он не стал разгонять вечеринку – все было в пределах закона, ему не к чему было придраться – а вот увести у меня на глазах у всех, как под конвоем, он мог.

– Не может быть, – рассмеялся Костя.

– Может, – улыбнулась, вспомнив папины своеобразные методы воспитания. – Только он был способен ославить на весь город, просто заботясь. Подумать только, укатить с вечеринки на полицейской машине.

Мы глупо хихикали, переглядываясь, пока пыл не поутих, а лица вновь не стали серьезными.

– Жаль, что я не успел с ним познакомиться, – уже без ухмылки произнес Костя.

– Думаю, ты бы ему понравился. – Папа, конечно, не хуже Макса поиздевался бы над парнем, но в итоге бы принял, видя, что я люблю его.

Будет ли Костя любить меня так, как прежде, когда выслушает мою историю до конца?

Мы снова погрузились в молчание: я разорвала в клочья несчастный лист и развеяла его по ветру, а Костя глухо постукивал носами тяжелых ботинок по деревянному полу беседки. Не хотелось возвращаться к мрачным воспоминаниям и снова переживать те трагические события, но другого выбора не было.

– Сам понимаешь, после папиного представления я считала себя униженной и оскорбленной, – продолжила рассказ, набравшись сил. – Всю дорогу домой отчитывала его, будто он ребенок, а не я. Он снисходительно позволил мне выговориться и выплеснуть эмоции, а потом одним лишь словом заставил замолкнуть. Не зря он работал в МВД: имел командный голос и обладал природным, что ли, умением управлять людьми. Мы с братом любили отца, а еще больше уважали. Он никогда не наказывал нас, тем более, не бил. Сажал напротив и вел долгую беседу и, как психолог, медленно подводил, выуживая из потаенных уголков души, к причинам наших поступков. После такой откровенной беседы он уже не мог на нас злиться или наказывать – он видел, мы все осознали свои ошибки. Это для него было главное. – Не заметила, как отошла от основной темы, погружаясь в детские воспоминания. Не смотря на это, Костя все так же внимательно слушал. – Его слово было законом в семье, только если дело не касалось нашей матери. Ее он любил безмерно и рядом с ней становился мягким и податливым.