Маргарита Смирновская - Крутая бамбина

– Моя секретарша, – неохотно ответил тот, стараясь не смотреть на сына.

– Я же не открывал вакансию, просил по очереди секретарей заменять Вику.

Вику? Это он про меня?

Тут вышла Алина и отчетливо произнесла:

– Мы все помогали Владимиру Львовичу, но он привел Женю.

– Я ее взял в свою организацию и плачу ей зарплату из своего кармана, – оправдывался мой непосредственный начальник.

– Да, но она ничего не умеет, разве что, кофеваркой пользоваться, – не унималась Алина. – И на работу приходит, когда ей вздумается.

– Так, – начал Высоковский, – в свою организацию можешь нанимать кого пожелаешь, а здесь я хозяин. Где Вика?

Это меня? У меня вдруг охватило спазмом голосовые связки, и я прохрипела:

– Здесь я!

Высоковский, увидев меня, мягко улыбнулся:

– Вот и хорошо. Работайте.

Но тут Владимир Львович стал выступать:

– Да твоя Вика больная вся! Ты посмотри на нее, она ходит еле-еле. Да ее ветер скоро снесет, и какая она бледная, недолеченная… Говорил тебе, ее в санаторий надо, а ты жалеешь денег для таких ценных кадров. С ней оставаться страшно, вдруг умрет еще!

О Боже! Что он болтает? Неужели я на ходячую тетушку смерть похожа? А мне еще показалось, что я похорошела… Я стояла и краснела, готовая прибить своего начальника. Нет, ну, правда, в следующий раз подам ему кофе с касторкой!

– Вика, как ты себя чувствуешь?

Голос Михаила прозвучал так мягко, что я еще сильнее покраснела, мысленно злясь на себя.

– Поверьте, лучше, чем Владимир Львович. Я хотя бы не склонна к мнительности и преувеличению.

В зале засмеялись.

После совещания мой начальник поймал Женю и начал ворчать ей на ухо:

– Это все она! Ей спасибо скажи. И чем это костлявое чучело взяло его? Нет у Маринкиных детей эстетического вкуса. Развиты только нюх и языковые рецепторы. Хоть очки ему покупай!

Что-то в его словах мне показалось странным. Марина – это Рубинова, мать Михаила. Дети – это Михаил и покойный Павел. И странно даже не то, что он о Павле, как о живом, говорил… Ну, конечно, как я раньше не догадалась! Владимир Львович не родной им отец! Я ведь и раньше думала, что они ни капли не похожи на него. От этой мысли мне стало веселее. И стало понятно, что это он «ИП Бонцев», поэтому я и эти документы веду. Все встало на свои места.

Девушка собрала свои вещи и ушла. А меня не давала мысль: чем же она лучше меня? Разве что молодостью. Конечно, у меня нет этого курносого носика, и я действительно очень худая, но это не моя заслуга. Я ем порой, как целый отряд голодных солдат, никогда не задумываюсь о калориях и о том – утро сейчас или ночь. Просто у меня такой организм. И меня откормить нереально. Но до такой степени страшной, как меня обрисовал мой начальник, честно говоря, я себя не считаю.

Владимир Львович заперся в кабинете, и я за работой совсем забыла про него. Вспомнила, только когда он вышел, совершенно заспанный, пробормотав мне что-то невнятное. Я так и не поняла, куда он собрался, но переспрашивать не стала. Вслед за ним передо мной нарисовался образ обаятельной Алины:

– Обед, обед, милочка! Столько всего случилось! Как не вовремя ты заболела. Прими мои соболезнования. Но, знаешь, не убивайся так. Ты еще так молода. У вас с Мишей еще все впереди.

А вот с этого момента мне стало очень интересно. Выходя из кабинета, я спросила:

– Что?

– Ну, знаешь, у нас тут ничего не скроешь. Офис – это большая деревня.

– А что известно?

Алина меня приобняла, и мы вошли в лифт.

– Все знают, что ты подралась со Светкой на фуршете, и у тебя случился выкидыш.

Алина очень сочувственно смотрела на меня, а я не знала, плакать ли мне вместе с ней, что меня так оболгали, или смеяться, что народ уже до такого додумался.

– Я не дралась со Светкой, – наконец заявила я. – И не было никакого выкидыша.

Алина открыла рот от счастья, но нас прервал голос Высоковского:

– Вика, сегодня едешь на обед со мной.

Тут уже я открыла рот, но не от счастья, а от возмущения. Это ведь был приказ, а не приглашение, и отказаться я не могла. Алина, хитро на нас глядя, с улыбкой сказала:

– Я позже забегу.

Мы вышли из здания. Я была без пальто, так как не думала никуда выезжать, ведь столовая у нас на втором этаже. Миша накинул мне на плечи свою кожаную куртку, и я вдохнула знакомый запах, почувствовав легкое головокружение.

– Все не устаешь слухи распускать? – смеясь, спросил он.

От негодования я даже не знала, что мне ответить. А он продолжил: