Катерина Дмитриева - Птичьи фамилии

– Мы должны поехать! И как можно скорее, мам. То, что вы с Деймоном сотворили с ней, ужасно. И еще знаешь, что? За грехи родителей чаще всего расплачиваются дети. И ты еще спрашиваешь, почему у меня нет подруг, почему не складывается с мужчинами. Чем больше я узнаю подробностей твоей бурной молодости, тем яснее мне становятся многие вещи. Мама, мама…

– Осуждать меня – твое право. Я не обижаюсь. Столько лет прошло, а мне до сих пор жутко, страшно, стыдно смотреть ей в глаза. Но поехать надо. Ради нас. Ради тебя. Ты же мне поможешь?

– Ну конечно, помогу, а что мне еще остается? Да и я так понимаю, это в моих интересах. Пока «расстановка» не выстроится правильным образом, я не получу права на собственную жизнь, правильно же?

– Ах, дочь, прости меня. Все ты понимаешь правильно. Конечно, мне нужно было раньше тебе обо всем рассказать. Но ты была юна, не готова, я боялась, что ты не поймешь меня, оттолкнешь. Боялась тебя потерять.

– Это называется эгоизм, мам.

– В тебе есть много от меня. Не забывай этого. Хотя и Деймонова благородства и его прямолинейности тебе не занимать. Давай собираться, поедем сегодня же.

– Да уж. Как говорится, «перед смертью не надышишься».

– Да скорее бы уже.

– Не говори так, мам.

-70-

ПостаревшаяАлиса сидела посреди желтеющего и осыпающегося садика в кресле-каталке и грустно смотрела в пустоту, когда ее, по наводке сестер-сиделок, обнаружили Анна с Агнией. Ее светло-русые волосы почти полностью поседели и теперь отливали неприятно желтым. Такой грязный оттенок стильные следящие за собой бабули обычно подтравливаютчернильным шампунем, переводя в благородный серебристый. Алисе было недосуг заниматься такими глупостями в доме престарелых, без дедули, без подруг, без редких визитов молодого поколения, за неимением оного совсем. Маме с дочкой стало до того грустно, что обе с трудом сдержали слезы жалости и судороги вины.

– Долго же я ждала, когда ты решишься приехать. – Голос Алисы был на удивление молодой и бодрый, как будто с ними говорила не дряхлеющая бабуля, а сорокалетняя женщина в полном расцвете лет. Как будто бабушка Алиса сэкономила резерв голосовой молодости за неимением собеседников и как следствие за ненадобностью болтать и расходовать попусту свой тембр. – Я рада тебя видеть. Искренне рада! И давай-ка сразу договоримся – «кто старое помянет, тому глаз вон».

– Конечно, Лис. Я тоже рада тебя видеть. Ты моя единственная настоящая подруга. За всю жизнь у меня не было никого ближе, чем ты.

– Я знаю. У тебя красивая дочь. Деймон мне про вас рассказывал.

– Как, вы общались?

– Он навещал меня почти каждую неделю, пока не покинул нас. Собственно, от него я все про вас и знаю. Агния, так ведь тебя зовут? Подойди, пожалуйста. – Алиса перевела взгляд на молодую женщину, до боли напоминающую Деймона. Когда живешь с человеком каждый день, то не замечаешь определенных сходств и различий. Зато, когда видишь его впервые, такие вещи сразу бросаются в глаза.

Агния послушно подошла к бабушке Алисе, повинуясь ее просьбе-приказу, словно маленькая девочка, исполняющая волю авторитетного для нее взрослого. Алиса достала из кармана старую карточку, наподобие той открытки, которую они получили от нее по почте. Агния едва успела разглядеть картинку на обороте – одиноко стоящая грустная девочка с повисшей в руке игрушкой – как Алиса разорвала открытку на клочки и развеяла обрывки тонкой картонки по ветру.

– Теперь у тебя все сложится. Завтра же начнут происходить положительные перемены.

Агния не стала задавать лишних вопросов, все было ей итак, без слов, понятно. Была порча, или проклятие, какая разница. В общем, что-то плохое, что мешало ей строить нормальные человеческие отношения с другими людьми. Какой-то блок. Причем, что странно, не видимый Радой. Уж она-то должна была давно увидеть и помочь.

Агния в задумчивости и не имея, что сказать, направилась бродить по саду, в то время как Анна с Алисой еще с час о чем-то мило беседовали, как старые добрые приятельницы.

– Ничего тут нет удивительного. Анна настолько обидела Алису, что та сделала слепыми и беспомощными всех, кто мог хоть как-то претендовать на роль ее подруг. «Не доставайся же ты никому» – так она захотела. И захотела очень-очень сильно, раз вселенная ей в этом помогла. Возможно, это было ее единственное желание… Так что даже я – а я должна была видеть – не смогла разгадать ее замысел. Зато теперь мы все знаем. – Так рассудила ситуацию Рада на следующий же день, когда Анна с Агнией пожаловали к ней после нескольких лет молчания и добровольного затворничества.