Анастасия Колмогорова - Ангел для ОМОНовца

От созерцания флирта моего нового помощника и скорее всего экс-секретаря Свята, меня отвлёк телефонный звонок с одной из фабрик. Что теперь-то?

– Да?

– Александра Александровна, здравствуйте, – затараторил мой заместитель, явно нервничая. – У нас ЧП! Один из работников получил производственную травму. Что делать?

Да чтоб тебя…

– Вызвать скорую. Я сейчас буду.

Сбросив вызов и подхватив сумку с пальто, направилась к выходу. По крайней мере, один плюс тут имеется – я, наконец, прерву их милый, выводящий меня из себя, разговор. Конечно, на фабрике Вадим мне не особо нужен, но фиг я оставлю его наедине с этой вертихвосткой.

Господи, Саша! Да что ж ты делаешь? Как собака на сене – и сам не гам, и другим не дам! Проследив, чтобы парень взял с собой необходимое, направилась на выход, игнорируя Галину и её попытки извиниться. Не до неё сейчас. Нет, сама по себе ситуация не такая уж и страшная. Да, работник, наверное, пренебрёг техникой безопасности и пострадал на одном из станков, но моя обязанность была оплатить ему лечение и оказать необходимую помощь. С этим, конечно, могут справиться и мои замы, но каждый раз я тряслась от страха, что у человека будет не просто перелом или порез. Меня приводила в ужас мысль, что на работе кто-нибудь может лишиться ноги или руки, глаза, а может и вовсе помереть.

Я боялась боли. Я ужасно боялась боли. Даже уколы для меня были сравнимы с удалением аппендикса без анестезии, а всё потому что я видела как умерла моя мать. Моя семья была идеальной. Родители очень сильно любили друг друга и меня с братом, но мама, так же как и мы, была альбиносом. Во время войны было трудно следить за здоровьем таких как мы, и мама заболела. Рак кожи. Любое прикосновение к ней оставляло ожоги. За несколько месяцев мама просто сгорела, потому что во время бомбардировок на первом месте были пострадавшие от взрывов. На отца было страшно смотреть. Казалось, он погибал вместе с мамой, а когда её не стало, и вовсе чуть не сошёл с ума.

Мне было девять тогда. Отец помешался на нашем здоровье. Он запирал нас в тёмных комнатах, чтобы лучи солнца не развили ту же болезнь, что и у мамы, и не выпускал на улицу, чтобы нас не забрало воспаление лёгких или пневмония. И он полностью ушёл в работу. Открывал всё больше фабрик, офисов. Но после окончания войны на улицах каждого города начал процветать криминал. С отца требовали деньги за «крышу», а, не имея сильных покровителей, ему пришлось плясать под их дудку, пока не объявился Орлов-старший. Он дал папе деньги, защиту, но забрал меня для своего сына. Тогда-то я и поняла, каково быть экзотической зверушкой – тебя кормят, поят, лелеют, но когда говорят сидеть, ты должна сидеть, потому что твой отец попал в ловушку.

Он тоже сдался, как и я. Как только узнал о раке мозга, так и перестал бороться не только за меня, но и за собственную жизнь. Я осталась одна, потому что война в любой момент могла отнять и брата. Но он выжил. Вернулся с поля битвы, но когда немного пришёл в себя… Я до сих пор не знаю, где он, что с ним, жив ли он вообще. Сколько прошло времени с момента нашей последней встречи? Года три, наверное.

– …Саша!

Я очнулась от мыслей и растерянно посмотрела на Вадима. Парень нахмурился и всматривался в моё лицо, будто был напуган.

– Да, да, пойдём, – растерянно пролепетала я, мотнув головой.

– С тобой всё в порядке? – спросил он уже внутри лифта, стоя напротив меня.

Я так же рассеянно кивнула, наблюдая, как меняются цифры этажей над дверями. В и без того маленьком пространстве стало ещё теснее от его присутствия. Раньше эти высказывания казались мне такими странными, но сейчас ничего подобного и рядом не было. Вадим был на голову выше меня, несмотря на то, что я на каблуках и рост у меня сто семьдесят пять. Я мельком пробежалась по его статной фигуре и крепким рукам, которые открывали закатанные до середины руки рукава. У него была тату на правой руке. Ее я рассмотрела ещё тогда. От кисти до локтя сплошное чёрное пятно, которое переходит в густой ряд деревьев, а над ним была луна и Млечный путь. Рисунок был сделан только из чёрных красок, но так красиво и искусно, что завораживало. Звёздное небо и Иерусалимской дороги*. Ночное светило плавно исчезало где-то на плече, прячась за полупрозрачными облаками. Не те беспорядочные кляксы и цифры, что сейчас модно набивать у молодёжи, а именно что-то цельное, гармоничное, осмысленное.

Впервые в жизни пожалела, что сдерживаю себя рамками работы и чисто человеческими качествами. То, что он сын моей помощницы не давало мне покоя. Мне казалось, я предаю её желая этого парня. Да и мой собственный брак не давал мне свободы. Было и страшно что-то менять в своей жизни, и так желанно избавиться от гнусных обязательств и присутствия Орловых вокруг меня.